— Сосед! — пискнула тётя Зоя.
И все дружно подтвердили.
— Где он? — спросил голос.
— У себя, у себя! — загалдели гости тёти Зои. — Мы-то что, мы просто собрались… кризис ведь…
Когда несколько человек в милицейской форме вломились ко мне в комнату, они увидели перед собой Ха — розового, жалкого, в резиновых сапогах и вязаной, шапочке.
Я всё сделал для того, чтобы они его увидели. Я заранее настроился на их коллективную ментальную волну.
Меня заперли в камере и сказали, что допрашивать будут завтра.
Не придумав ничего лучше (я отбросил следующие варианты: Иисус Христос с картины Караваджо «Взятие Христа под стражу», стриптизер из «Эгоистки» и начальник отделения милиции), я предстал перед охранником в образе его мамы.
— Подойди-ка сюда! — властно поманил его пальцем.
— Мамочка! — прошептал он и подошёл. Я манил его пальцем до тех пор, пока, он не просунул голову сквозь решётку. Тогда я отвесил ему звонкую оплеуху.
— Прости, мамочка! — засуетился охранник, гремя замками.
— Опять ты меня расстраиваешь?! — грозно вопрошал я.
— Нет, нет, мамочка! — оправдывался он. — Это совсем не то, что ты думаешь!
— У меня давление… — пожаловался я.
— Всё, всё, прости! — Он распахнул дверь, и я вышел, на всякий случай еще разок ударив его по щеке.
Тётя Зоя с гостями пила, не чокаясь. За покойника.
— Помянешь Васю? — строго спросила она меня. — Хороший был человек.
Я молча опрокинул рюмку водки. Тот, кто зарезал Васю, протянул мне огурец.
— Закуси, — сказал он. Я хрустнул огурцом.
— Тебя там твой товарищ дожидается, — сказала тётя Зоя. — Слабенький. Выпил полбутылки и заснул на полу.
Ха, открыв рот, лежал на раскладушке и храпел.
— Я завтра переезжаю, — пробормотал он, когда я зажал ему нос. — Я буду жить на Рублёвке. С Млеем
Я видел, как его выводили из подъезда в наручниках, рано утром, когда сам только-только собрался на работу.
— Мы заменили тебе слоган, — сообщил менеджер и выдал мне новый деревянный щит с верёвочками. На нём было крупно написано «Ура! Дублёнки!»
— Это уже диалог, — объяснил мне менеджер. — Люди будут спрашивать тебя: а где дублёнки? А ты будешь говорить: тут! И показывать на магазин. Понял?
Я кивнул.
— Повтори! — приказал менеджер.
Я повторил.
— Молодец. Ну иди, и без самодеятельности!
— Ура! Дублёнки! — Кричал я и высоко подпрыгивал.
Млей приехал к вечеру. Припарковался ровно напротив меня на своей новенькой машине.
— Где Ха? — спросил он, не здороваясь. Я изо всех сил выкрикнул новый слоган.
— Где Ха? — громко повторил Млей. Я делал вид, будто не слышу.
— Не хочешь поговорить? — спросил он.
— Нет. Ура! Дублёнки!
— Хватит прыгать! — закричал Млей. — Ты можешь меня послушать?
Назло ему я стал прыгать ещё выше.
— Ну и пошёл ты знаешь куда?!
— Ура!
— Дурак! Просто дурак!
Он сел в свою машину, изо всех сил хлопнув дверью.
Я был доволен.
И мороз спал. Скоро начнётся весна, и нас заберут домой.
Глава 17
— Вова в ужасном состоянии, — жаловалась Млею Жанна, когда они с Натальей Петровной заехали к нему в офис. — Он даже начал мне грубить!
— Он? — удивилась Наталья Петровна — Тебе? Никогда не поверю.
— Я бы тоже не поверила… — вздохнула Жанна.
Наталья Петровна купила новую маску для лица — освежающую и anti-age, — и поэтому все втроём они намазали голубую пасту себе на лицо — испытывали маску.
— Кризис, девочки, — тоже вздохнула Наталья Петровна, — мужики сходят с ума.
— Они и так сходят с ума! — возразил Млей.
— Да, а теперь представь, каково им в кризисе! Думаешь легко такое бабло терять? — Наталья Петровна проверила пальчиком, не высохла ли ещё маска. Палец испачкался в голубой пасте, и она вытерла его об диван. Потом вытерла диван сумкой.
— А разве она должна высохнуть?! — уточнила Жажа.
— Сейчас прочитаю. — Наталья Петровна достала инструкцию и поискала глазами текст на русском языке.
— Что мне с ним делать, не знаю… — Жанна как будто разговаривала сама с собой.
— Вот, нашла. Девочки, она не должна сохнуть, она должна впитаться.
— А скоро? — спросил Млей. — Не написано?
— Мы уже минут двадцать сидим — Жанна тоже дотронулась до лица пальцем. — Что-то не впитывается.
— Подождём ещё, — решила Наталья Петровна.
— Я уже и ругала его, и не разговаривала с ним, — продолжала Жанна — Ничего не помогает.