— Так, значит, добро зря пропадает? — храбрясь, хрустнув кулаками, спросил он. Любопытство в тот день овладело им сильнее обычного.
— Зря, — ответил я. — Могло пойти им на пропитание. Тут еда, деньги, лекарства — всё.
— Зачем тогда они? — спросил Фредди, как я сам парой часов раньше, сидя возле Морохира.
Я промолчал, потому что Фредди не удовлетворился бы половиной ответа. Он захотел бы понять, какая вина лежит на эльфах гетто и не лучше ли убить их всех, раз они, из поколения в поколение, стремятся искупить её, жертвуя своим благополучием, отдавая все, что имеют, безликим Башням, где им никто не отвечает.
Фредди стоял перед отобранными для дальнейшего обучения новобранцами из Вестурланда и показывал им удлиненный клинок.
— Всем видно?!
Голос у Фредди всегда был зычный, но сегодня Терция подарила своим верным подданным шумный ветер, так что слова сносило. Новобранцы сгрудились вокруг Фредди и старались встать плотным строем. Им было жарко. Я надел подбитый мехом жилет, а они стояли голые по пояс в легких штанах, а по тяжелому дыханию я слышал, как хочется им свежего воздуха.
— Такой меч для скорой битвы. Взмах, взмах, — он показал фигуру в воздухе, — уходите к следующему. — Завтра кузнецы закончат с партией — после утра возьмете. Следите, чтоб не мешал соседям. Увязнут — подохнете. Ясно?
Вестурландцы начали кивать, кое-кто спросил у соседа, о чем говорит иноземец. Язык давался им с трудом.
— Зачем этот? Есть короткие! — Бальдр.
Забыть Бальдра было сложней, чем я опасался в начале. Хороший король знает своих ближайших подданных поименно. Бальдр был талантлив, он должен был рано или поздно стать «ближайшим». Год, два — его место в авангарде, верхом на коне, руководить ведущим отрядом. Нельзя забывать, как зовут тех, кто будет добывать тебе территорию чужих стран, кусок за куском. Их нужно держать возле себя.
— Много хочешь знать! — огрызается Фредди. Понять его можно — держит марку. — Короткий подойдет против таких, как ты — против вестурландских заморышей. Привыкли в своих аренах голяком возиться. Попробуй, выскреби с этой длиной из доспеха! Пробовали — знаем. Один замах чего стоит. Весь потом изойдешь, а ему хоть бы что.
— Есть копья! — возражает Бальдр.
— Засунь его себе, — Фредди оглядывается на меня, — за пазуху! — Поправляется нарочно, чтоб другие не смели злословить в присутствии государя. Учит их этикету, хотя сам — бродяга, подобранный любопытным принцем.
— Как скажешь, командир, — отступает Бальдр.
Это в нём хорошо — сговорчивость. Будет спорить, говорить своё, но если настаивать — сдаётся. Генералом не станет, а вот в середине продержится долго. Пока не поймает стрелу от остроухого или не получит удар в спину от другого, более амбициозного Бальдра.
— Так бы сразу, — Фредди хлопает его по плечу. Воспитывает послушание в остальных. Огрызайся — растопчут, соглашайся с вышестоящим — похвалят. Фредди молодец, если б только был чуть умнее, да расторопнее.
В гетто до сих пор хаос. После смерти фон Ветберга несколько дней гвардия оправлялась, а потом приняла Фредди, но держалась особняком. Потомственное дворянство, рыцари, чтящие кодекс, истово верующие в непогрешимость Короны, они смотрели на Фредди, как на прихоть Его Величества. Спустя месяц их отношение смягчилось, когда, во время очередного всплеска на Площади, Фредди сумел сохранить порядок строя и вывел гвардейцев в целости, но прошел еще один месяц и остроухие устроили пожар в гетто.
Вонь разнеслась далеко за пределы Столицы. Раненые стонали ночи напролет, а лекарств не хватало. Фредди не знал, как организовать помощь. Он умел калечить, а когда гвардии понадобилось спасать чужие жизни — спасовал.
«Пусть подыхают», — написал Морохир в ответной записке с вороном, когда я попытался найти помощь у Башен. Лекарства, бинты — в Башнях было всё. Можно было привезти туда обоз полуживых тел, а через неделю вернуться за здоровым отрядом.
«Пусть подыхают» — ножом по глазам.
Я сжег записку, бросив в огонь, надеясь, что никто не заметил ворона. Но Фредди заметил. Он подошел и спросил, что ответили Башни.
— Они не могут помочь, — сказал я.
И понял, что перестал говорить Фредди правду.
Но он не заметил.
Новобранцы расходятся. Темнеет в августе по-осеннему быстро. Фредди подходит ко мне, чтобы отчитаться, но я отмахиваюсь — к чему говорить о мелочах. Вдвоем мы идем в направлении дворца. Два гвардейца шагают на почтительном расстоянии, охраняя меня и своего начальника. Ловлю себя на мысли о том, что не помню, как их зовут — это плохо.
— Мальчишка, Бальдр — вроде хорош, а? — неожиданно спрашивает Фредди.
Я киваю.
— Хочу натаскать его в пехоту, — говорит он.
— Почему не конница?
— Лошади его не любят, — Фредди гогочет, — а он боится их. Не знает, как сладить. Тут нужно решительность, уверенность, а он все хочет с ними дружить. Как маленький, ей-богу.
— Научи его, — говорю вскользь, будто бы о неважном.
— Научить? — Фредди удивляется. — Ну, что же, можно и научить. Хорошая мысль! Завтра спрошу кобылку. Хоть бы на ней вышло, не то что с конем.
— Тебе виднее, — жму плечами как будто бы безразлично.
На душе камень — врать Фредди тяжело. Прежде секретов от него не было вовсе, а теперь один за другим. Об эльфах, теперь об этом мальчишке. Если вестурландец научится вести конницу, он станет лучшим козырем перед народами архипелага. Пришвартоваться, высадить обученных лошадей — пройти одним заходом вдоль побережья, а потом обратно — в Терцию. Два, три набега, и Союз взвоет. Понесут дары, попросят пощады. Если только вестурландцы научатся воевать верхом и переносить качку…
— Задумался о чем-то, Светлейший?
— Тётка написала, что Марк объявился, — выдаю Фредди козырь. Он заглатывает наживку и с важностью кивает. Государь поделился с ним тайной — почетно!
Внутри мне смешно. Хочется расхохотаться, указывая пальцем на Фредди, будто я совсем крошка и подаю монету побирушке возле гетто. На моем лице маска — Морохир говорит, с годами держать ее будет проще.
— Заявится? — спрашивает Фредди.
Хохот внутри меня нарастает. Заявится ли мой брат? Наследный принц Терции, изгнанный отцом за острый язык и тупой ум?
— Вряд ли, — отвечаю сдержанно. — Тётка написала, ему там вольготно.
С ножом в спине, в забытом богами канале нищенского района. Он там нежится в роскоши и славе. Морохир сказал мне, что убивать его отправился остроухий.
«Поможет с вторжением», — написал он с вороном.
Наследный принц убит за Океаном жестокими эльфами, а его бедный братец, потерявший всю семью, хочет отомстить мерзавцам — отличный сюжет для хронистов.
На следующий день выглядываю из окна засветло. Возле гетто дежурит отряд гвардейцев. Неделей раньше они вышвырнули из лачуг всех старше двух десятков лет и впускали обратно, разбирая пожитки. Нашли мешок горючей смеси — сожгли в ней ушастика, который называл это «оливковым маслом». Фредди клялся, что горючая смесь была настоящей, а я не мог разбираться — не хватало времени.
Аристократы решили, что самое время выскрести себе местечко потеплей возле грядущей кормушки, отправили сыновей на расправу, «в рыцарья», как они изволили выражаться в официальных прошениях, заверенных печатами и закорючками домашних писак.
Хворые, малосильные дети, негодные для продолжения рода, но подходящие для жертвы на войне, табуном стояли во дворе и ждали, пока Его Величество лично каждому вынесет благодарность.
Мелочь, но отвернись, и целый дом покажет тебе спину.
Пока я улыбался вельможам, где-то у входа в гетто горел остроухий, обвиненный в том, что хотел хранить горючую смесь под видом оливкового масла.