— Меня научил всему Морохир, — сказала она.
— Морохир? — никогда не слышал этого имени. — Кто-нибудь из ваших старейшин?
Шайни рассмеялась и велела мне спать. На следующий день, когда мы миновали узкую речушку и выменяли у охотников тушку зайца на горсть монет, она села у костра и рассказала свою историю.
Она родилась в гетто Терции, в столице. У нее был клан — так эльфы называют свои семьи. В клане была она, другие младшие дети, были послушники, работники и старейшина. Потом начались беспорядки. Короля убили, его злой наследник штурмовал город. Много эльфов погибло в пожарах, организованных этим злодеем. Лицо у Шайни было бледным, когда она рассказывала про него, губы ее дрожали.
Потом эльфы зажгли гетто. Она сказала, так они замаливали свои грехи перед Башнями. Я спросил ее, разве можно согрешить перед камнем? Она рассмеялась и ответила, что эльфы верят, что Башни — это великие божества, которые повелевают всеми силами на земле. В тот день, она сказала, ее спас один гвардеец — человек. Он был щедрым и добрым и удержал ее, когда она хотела кинуться в горящее гетто. И после они увидели, что новый старейшина ее клана выжил. Их стало трое — так она сказала. Трое, а еще — Морохир.
— Он научил тебя всему? — спросил я.
Она сжала губы, нахмурилась и перестала рассказывать, а зайца мы доели и легли спать.
Если в дороге нам попадалась дичь, я готовил ее на костре и просил Шайни рассказать мне дальше. Сначала она отказывалась, а потом, глядя на меня, пока я свежевал тушки, стала говорить.
Дикая утка рассказала мне, что Морохир повел Шайни, гвардейца и старейшину в Башню Туурэ. Рассказала про исход эльфов, когда последний остроухий покинул стены столицы Терции. Никого не послали за ними — королю было все равно. Его не волновал народ элвен.
— Начался голод, — сказала Шайни.
— В такое время нужно спасать свою семью, — ответил я.
Она опять замолчала.
Куропатка была историей о том, как вчетвером они добрались до Башни и вошли внутрь. Морохир пустил их и рассказал о том, как все устроено. Он рассказал, как сделать, чтобы Башня работала, как устроена связь, как работают стены.
— Разве могут стены работать? — спросил я.
— Если говорить с ними на правильном языке — могут, — ответила Шайни.
Я больше не перебивал ее, и когда куропатка валялась косточками в костре, Шайни продолжала говорить. На лице ее были слезы, но я молчал.
— Он объяснил нам, что нужно делать, показал все и велел мне садиться внутрь. Он сказал, у женщины лучше получится управлять Башней. Сказал, мы с детства приучены к тому, чтобы думать о многих вещах. И я пошла вниз, а Роуни остановил меня. Он схватил меня за руку и закричал мне: «Беги!». Он все кричал и кричал, а к нему потянулись иголки. Они достали его, схватили — подвесили в воздухе. А он все кричал!
Пока догорала куропатка, Шайни плакала, закрыв лицо ладонями, а я молчал.
Следующим днем мы ступили на улицы моего родного города. Нант — торговый город. В каждом порту Союза налажена торговля, но Нант — самый крупный из них, так говорил господин Марк, когда мы бежали отсюда. Впервые за четыре года я на знакомых улицах.
— Вот здесь, — говорю я, — убили моего отца. Вот здесь, — показываю пальцем, — лежала голова Анны.
Шайни замирает. Смотрит на меня, прижав ладони к груди, будто впервые видит. Мы не спеша бредем к докам, а по дороге она напевает под нос песню.
— Это колыбельная, — говорит она. — Я пела ее малышам.
Мы плывем на запад в трюме с рыбой три дня. Капитан позволяет нам взять шлюпку, мы гребем в укромную бухту, а оттуда бежим вверх по склону. Нам нужно затеряться в равнинах Терции прежде, чем нас увидит прибрежный патруль.
Вечером Шайни выглядит печальнее обычного. Она смотрит на закат. Сегодня нам нельзя останавливаться ни на минуту, мы едим четвертую конфету — от этого сводит пальцы на руках и ногах, а в голову накатывает туман, словно выпил слишком много кваса.
— Когда я зайду в Башню, — говорит Шайни, — побудь со мной немного, ладно?
— Разве мне не нужно остаться и подождать тебя? — я удивлен.
— Нет, — на губах у Шайни улыбка. — Я уже не вернусь.
— Почему?
— Если ты зашел в Башню и стал использовать ее, ты уже не можешь вернуться, — говорит Шайни. — Однажды туда зашел Морохир, понимаешь? Он зашел туда и больше не может вернуться.
— Но ведь он ходил с тобой, — возражаю я.
— Это совсем другое! — Шайни сердится. — Это ходил не он. Это ходили тела… это… это мертвые ходили вместо него! Так ходят помощники Сьюзи, когда нужно убрать в комнатах или принести воды.
Я молчу — мне нужно понять, что делать после. Господин Марк сказал мне, что я должен проводить Шайни к Башне Туурэ, он не сказал мне, что делать после. Я смотрю на Шайни, а она — смотрит на заходящее солнце. Ее бледная кожа окрашена розовым, а большие зеленые глаза наполнены слезами. Я понимаю, что она с кем-то прощается, но не могу взять в толк — с кем. Однажды, давным-давно, точно так же я попрощался с Анной.
========== 3. Союз Флотилий. Другой берег ==========
Гуннар предлагал умыкнуть одного черныша еще на море, но я не позволил. Тенью бродил за хозяином, ждал удара, спал вполглаза — наказывал Гуннару не отступать ни на шаг. Месяц мы виделись урывками, а высадка оказалась хуже потасовки Арены.
Осаждать порт морских людей — безумие. Хозяин, видно, слишком долго слушал своих эльфийских ворон, раз решился на такое. Тысяча слегла в первый день, корабли тонули на отдалении, пока мы не заметили блеск возле волн. Пришлось отправлять пловцов, но против пудовых цепей те не смогли ничего поделать.
— Нужно возвращаться, хозяин, — сказал я, когда на бухту спустилась ночь, и мы опять оказались вдвоем в темноте каюты.
— Я знаю, — ответил он, тогда-то и стало понятно, что нам с Гуннаром нужно действовать быстро.
Черныш хотел прошмыгнуть за едой, как они делали на закате каждого дня. Питались кое-как, но и те крохи, что исчезали из пайков, мы приметили сразу. Условились встретиться перед дверью, дождались укутанного эльфёнка и скрутили. Он даже не пикнул — так и молчал, пока волокли его к хозяину.
— Вы что наделали?! — это нам вместо «спасибо».
— Надо было сделать это раньше, хозяин, — сгоряча сказал Гуннар. Говорить складно он так и не научился. Прежде я думал, он — самый умный, как раз после Халдора, а вышло так, что я оказался умнее его.
— Хозяин, они знают, как пройти, — я попытался исправить оплошность.
— Знают? — он удивился.
Тогда я понял, что в иных вещах теперь я умнее, чем он.
Черныша развязали, и он заговорил сам, не дожидаясь вопросов. Сказал, что звать его Роуни — паршивое имя — и что прежде он уже разговаривал с королем. Приказ у них был простой — во всем слушаться хозяина, да только тот ни разу не сказал им ни слова, так что пришлось добывать себе еду кражей.
— Что ж ты ко мне не пришел? — разозлился Гуннар. Выходило, что черныш перед хозяином выставляет нас дураками.
— У меня простой приказ — говорить только с королем, — ответил эльфеныш, вроде даже голову задрал к потолку, в такой темноте — поди, пойми.
— Вы знаете, как попасть в бухту? — спросил хозяин.
— Они туда вплавь добирались, — сказал Гуннар, выдавая наш козырь. Я посмотрел на него строго, да что толку — положение у нас было тогда одно, и мою хмурость он оставил без внимания.
— Вплавь? — хозяин разве что не рассмеялся. — Вплавь туда доберусь и я. Как быть с кораблями?
— Разомкнуть цепи, — заявил Роуни. Вроде как ждал этого часа. — Мы устроим, господин, если вы пожелаете.
— Один раз я согласился на помощь Башни, — ответил хозяин. Хоть было темно, а его лицо я все равно разглядел. Уже много недель он не был таким — злым и красивым. — Больше вы не получите от меня даже жалкой монеты.
Когда хозяин говорит так, думаешь, что под его знаменами увидишь много красивых битв. Гуннар долго присматривался к нему, не хотел верить, что чужак поймет нашу кровь, но однажды ночью у костра сказал шепотом, что за хозяина нужно держаться. Если кто и знает, где дорога к небесной битве, — вот он. Гуннар верит в богов и каждый праздник относит им подачки, сжигая в огне самый вкусный кусок. Я в богов не верю. Каждый сам за себя, и только когда видишь, как кто-то сильнее — иди за ним, и он проведет тебя к лучшей жизни.