Сейчас он учился всего лишь на втором курсе, умудряясь при этом подрабатывать все теми же ремонтами компов. Оказывается, он копил деньги на подарок мне ко дню рождения и посчитал справедливым вложить их в планируемую поездку.
...
Итак, все перелеты позади. Я стою под дождем на маленькой заправке, где меня высадил проходящий автобус, около потертого «шевроле» и на очень ломаном английском уговариваю водителя подвезти меня до дома миссис Кенсинг. Если мой английский «ломаный», то как же я умудрилась вести переписку с американкой? Здесь нет ничего странного, ведь родители миссис Кенсинг были эмигрантами из России после революции 1918-го года. Она родилась в Америке и никогда не бывала на своей исторической родине, но в их семье говорили на трех языках: русском, французском и английском.
Пожилой мистер, сидевший за рулем пикапа, сначала с трудом вникал в мою просьбу, некоторое время удивленно смотрел на меня, а затем перевел погрустневший взгляд куда-то вдаль. Мне показалось, что в его глазах подозрительно блеснула влага, когда он молча мотнул головой, соглашаясь, и открыл для меня пассажирскую дверь.
План моей поездки немного сбился: в Милтоне меня никто не встретил, телефон миссис Кенсинг не отвечал, и я решила, что смогу добраться самостоятельно (назад пути ранее, чем через десять дней, все равно не было). Кое-как мне удалось объясниться с диспетчером на автовокзале, и она посадила меня на автобус, проходящий достаточно близко к владениям миссис Кенсинг, посоветовав далее добираться на попутной машине.
Около часа мы молча ехали по раскисшему проселку, из динамиков в кабине тихо шелестела какая-то незнакомая музыка, дождь заливал лобовое стекло и стучал по крыше. Но ни унылая погода, ни грустная музыка, ни усталость от смены часовых поясов не могли испортить моего приподнятого настроения: я была почти у цели своего путешествия, добралась до нужного мне места самостоятельно в чужой стране, почти не зная языка. Ну не молодец ли я!
Пребывая в радужном настроении, я почти не обращала внимания на пейзаж за окном, тем более, что разглядеть что-либо за пеленой дождя и в сгущающихся сумерках было проблематично. Совершив очередной поворот и проскрипев тормозами, машина остановилась. За окном была чернота. Водитель выбрался из машины, обошел ее и открыл мне дверь, так как я дергала за ручку и никак не могла выбраться. Мы стояли перед крыльцом дома, едва освещенным фарами пикапа. Водитель помог донести мой рюкзачок до крыльца. Я попыталась вручить ему десять долларов, не очень понимая соответствующая ли это сумма, но большую дать я все равно не могла. Достоинства купюры он в такой темноте, конечно, не видел, но протестующе поднял руки и замотал головой, отказываясь.
Я пробормотала «большое спасибо» - на это моих знаний английского языка хватило. Пожилой мистер что-то буркнул в ответ, забрался в машину и поехал обратно. Я от всей души надеялась, что он не заблудится в такой темноте, как местный житель он должен был хорошо знать дороги. Отблески фар исчезли за поворотом, шум мотора затих.
Только сейчас я поняла, насколько тихо и темно кругом. Помимо шелеста дождя, который из ливня превратился в мелко накрапывающий дождик, не было слышно ничего. Как будто я не около жилого дома стою, а посреди ночного леса, в котором даже звери все спрятались по своим норам от сырости. Глаза немного привыкли к темноте, но я могла лишь различать более темные очертания дома на фоне менее темного окружающего пространства. Не светилось ни одно окно, дом вообще казался нежилым. Почувствовав себя немного неуютно, я ощупала косяки двери в поисках звонка, безрезультатно! Не придумав ничего более подходящего, я просто постучала в дверь. Никакой реакции не последовало. Подождав, я постучала сильнее, опять ничего!
Может быть, миссис Кенсинг спит? В ее возрасте люди засыпают обычно с большим трудом и сон их очень чуткий, правда если она выпила снотворного… Но ведь она знала о моем приезде. А может я ошиблась, в связи с большой разницей во времени, и назвала Алекс не тот день? Тогда понятно, почему меня не встретили в Милтоне. Будить ее было, конечно, неудобно, но я уже начинала замерзать, и мне не улыбалась перспектива провести ночь на улице во влажной одежде - богатырским здоровьем я не отличалась.
Я забарабанила в дверь изо всех сил. И вдруг она резко распахнулась, причем этому не предшествовали никакие звуки, как будто открывший стоял здесь уже давно. И, по-моему, это была не миссис Кенсинг.
…
Я смотрел на Алекс, не замечая ничего вокруг. Это ее любимое фото (не считая свадебных снимков), ей было тогда семнадцать, оставался всего год до окончания школы, жизнь была беззаботной.