Когда все было готово, я накрыла на стол, сходила за ноутбуком и села ждать, блуждая по сети. Заурчавший желудок заставил меня обратить внимание на время - два часа дня, а кроме меня обедать никто не собирается! Я все-таки решила подняться наверх и пригласить мужчин к столу.
Шагая по лестнице, услышала возбужденные голоса: братья кричали друг на друга. О чем шла речь, я не понимала, так как они общались на каком-то совершенно незнакомом мне языке. По звучанию он не был похож ни на английский, ни на немецкий, ни на итальянский, ни на какой-либо славянский язык - их узнаешь, даже не понимая смысла сказанного. Я в нерешительности остановилась перед дверью комнаты, следующей за библиотекой, оттуда доносились голоса.
Внезапно все стихло, а затем раздался крик боли. Не думая о том, что вряд ли могу чем-то помочь, я рванула дверь на себя. Картина, которую я увидела, была явно не для слабонервных. Том стоял, прижимая левую ладонь к груди, из под пальцев на рубашке быстро расплывалось темное пятно. Крауф находился в шаге от него с ножом в руках. Впрочем, это был не нож. Скорее, что-то вроде жезла, явно старинного или сделанного под старину, трудно было рассмотреть из-за покрывавшей его липкой субстанции. Она была темного бордового цвета, тягучая, кажется не очень похожая на кровь. Я немного успокоилась: наверное, раздавили какой-то сосуд и все перепачкались. Но тогда почему Том держится за грудь, а размер пятна на рубахе все увеличивается? Я не успела придумать ответ на этот вопрос. Крауф что-то зло прокричал, махнув в мою сторону жезлом. Кенсинг ответил в том же тоне. Противники оскалили зубы как два хищника, сражающихся за территорию. И тогда блондин замахнулся жезлом…
На что я надеялась, когда бросилась загораживать Тома от удара, я не знаю. Но, понимая, что уже не успею заслонить его телом, я подставила руку. Боль полоснула по запястью и ладони, я закричала. Сзади раздалось рычание подобное тому, что я слышала в ночь своего появления в этом доме. Надеюсь, этот пес (кстати, я ни разу его не видела!), сможет защитить своего хозяина.
А потом все внезапно кончилось. Оба мужчины застыли на месте и расширившимися глазами смотрели куда-то на пол. Я тоже перевела туда взгляд. Ну и что здесь было такого? В луже темной липкой жижи валялся тот самый жезл. Минуточку, местами эта жидкость стала ярко алой. Конечно, на жезле была моя кровь, но она не такого цвета. Чтобы убедиться в этом, я посмотрела на свою руку и оторопела: рана, казавшаяся мне глубокой, уже затянулась, а засыхающая кровь была неестественного цвета. Не веря своим глазам, я достала платок из кармана джинсов и протерла место пореза. Боли не было, только легкий зуд, и рана уже совершенно не кровоточила, она выглядела так, будто была нанесена несколько дней назад и усиленно лечилась. Ого! Я хотела поделиться своим наблюдением с Томом и тут услышала шепот Крауфа:
- Ты нашел ее…
Я удивленно уставилась сначала на одного мужчину, потом – на другого. Кого или что они, интересно, нашли?
- Поздравляю, Кенсингтон, на сей раз, ты не ошибся, - в голосе блондина слышны были зависть и усталость, будто он смирился с поражением.
Я открыла рот, чтобы спросить, что происходит, но тут Берг сделал нечто такое, от чего я впала в еще больший ступор.
Он вытянулся передо мной по стойке смирно, отвесил глубокий поклон, причем без издевки, и с почтением сказал:
- Прошу прощения, миледи, я не знал о положении дел. Примите мои глубочайшие извинения, если я чем-то оскорбил Вас, и прошу разрешения принести свои поздравления после церемонии.
Я молча таращилась на сошедшего с ума Крауфа.
- Разрешите мне удалиться, миледи?
Так как он смотрел мне в глаза, то, видимо, спрашивал у меня. Говорят, что с сумасшедшими спорить нельзя, и я кивнула, не в силах что-либо сказать. Крауф развернулся и вышел за дверь, без стука прикрыв ее за собой.
Немного придя в чувство после такой эскапады, я повернулась к Кенсингу, надо было что-то предпринять, ведь тот сумасшедший мог навредить себе и окружающим. Том смотрел на меня почти с ужасом. Что я такого сделала? И тут я увидела, что вся его рубашка пропитана той бордовой жидкостью, почему-то теперь она больше походила на кровь.
- Ты ранен?
Я подскочила к Тому и одним махом распахнула его рубашку, только пуговицы брызнули в разные стороны. Грудь и живот мужчины были заляпаны этой густой субстанцией, но большая часть ее впиталась в рубашку. Никакой раны не было видно. Не веря своим глазам, я провела рукой по его груди и животу. Под пальцами ощущался длинный рубец от левого соска наискосок до пупка. Но он выглядел давно зажившим. Я посмотрела на свою порезанную ладонь – та же картина. Я в недоумении подняла голову и встретилась глазами с Томом. Они были совершенно черными, у меня закружилась голова. Только тут я осознала, что до сих пор глажу его грудь. Я отдернула руку и покраснела, попыталась опустить глаза, но задержала взгляд на его губах и уже ничего не могла с собой поделать: я хотела его поцелуя. И Том это, конечно, понял. Я услышала, как он резко втянул носом воздух, потом его губы шевельнулись, и он прохрипел:
- Вам нужно отдохнуть, миледи.
Я очнулась и резко отпрянула от него. Сумасшествие заразно? Он стоял передо мной какой-то далекий, нездешний. Мне казалось, что после перепалки с его кузеном в лесу, Том проявил ко мне настоящие заботу и уважение, казалось, что можно надеяться на дружеские отношения. А теперь… он такой холодный, излишне учтивый. Брр…
Мне захотелось разреветься, закричать, чтобы он прекратил пугать меня своей отстраненностью. Но я сдержалась, мне уже далеко не пятнадцать лет, когда романтичные девчонки плачут от неразделенного чувства. Я сказала себе, что так мне и надо: Кенсинг не подавал повода для моих неуместных фантазий, напротив - старался держаться на расстоянии.
Я собрала в кулак всю свою силу воли и сказала:
- Прошу меня извинить.
Затем вышла, держа спину прямой и задрав голову.
Меня хватило ровно на то, чтобы с достоинством закрыть за собой дверь, а затем с уже капающими слезами я понеслась в спальню, кинулась на кровать и заревела в подушку.
Проснулась я в темноте, не сразу сообразив, где нахожусь. Потом все вспомнила, и слезы вновь навернулись на глаза. Это катастрофа! Как я смогу встретиться с хозяином дома после такого позора, как буду смотреть ему в глаза?! Мой живот заурчал – я же так и не пообедала, а, судя по темноте, пропустила и ужин. Голод не давал мне забыться, и я решила сходить на кухню что-нибудь перекусить.
Осторожно выглянув в коридор и убедившись, что путь свободен, спустилась на кухню. Там все осталось в неизменном виде: похоже, никто не обедал и не ужинал. Я положила себе холодного мяса и, не чувствуя вкуса, проглотила несколько кусочков. Достала из холодильника коробку сока, налила стакан и, взяв его с собой, поднялась обратно. Приняла горячий душ и снова забралась в постель. Одна подушка была мокрой, я раздраженно сбросила ее на пол и зарылась под одеяло. Мне казалось, что я уже выспалась, но в сон провалилась почти сразу.
Проснувшись вновь, я поняла, что уже утро. Потягиваясь, я прикидывала свою линию поведения после вчерашних событий. При свете дня все казалось не столь уж трагичным: ничего предосудительного я не сделала, а если кто-то и был способен прочитать мои чувства – то это его проблема, нечего копаться в чужих мозгах! Решительно настроенная, я собиралась соскочить с кровати, но тут раздался стук в дверь. Выгляжу я с утра, конечно, далеко не лучшим образом: глаза опухли от слез, волосы взъерошены. Но это неважно, ведь никого соблазнять я не собиралась. Сидя, натянув одеяло до подбородка, я громко сказала: «Войдите!»
Дверь открылась и вошла женщина, одетая в костюм, напоминающий униформу. В руках она несла поднос на ножках.
- Доброе утро, миледи! – сказала она очень чисто по-русски.