Таких людей не бывает! Наверное, сказываются усталость и расстройство от того, что в самый последний момент мое такое удачное путешествие превратилось в черт знает что. Сейчас любой человек покажется мне ангелом небесным, особенно если разрешит войти в дом и куда-нибудь сесть, а лучше лечь. Можно на полу, на коврике, а можно и без коврика…
- Эээ… - заблеяла я, - сори, хэлп ми!
- Вы русская? – на чистейшем моем родном языке спросил мужчина.
- Да! – от неожиданности быстро и четко ответила я, испытав огромное облегчение, что мне не нужно подбирать незнакомые слова, пытаясь объяснить цель визита. – Извините меня за беспокойство, но, видимо, произошла ошибка. Мне нужен дом миссис Кенсинг, она пригласила меня в гости.
Незнакомец молчал, я не могла видеть его лица, но вокруг как будто стало еще холоднее (видимо воображение разгулялось от усталости). Наконец он вздохнул и сказал:
- Это дом миссис Кенсинг, заходите, вы замерзли.
А голос! Низкий с хрипотцой, на некоторых его нотах внутри моей грудной клетки что-то вибрировало как камертон. Мужчина распахнул передо мной дверь, и я вошла, освещая путь фонариком, стараясь, чтобы и ему было видно дорогу.
Он нажал на выключатель около двери, и холл залил мягкий свет от торшеров, расположенных по углам помещения.
- Проходите, присаживайтесь, - пока я осматривалась, он уже открыл дверь в комнату слева от входа, видимо гостиную.
Я вошла, забыв про сырые, наверное, не очень чистые кроссовки, добрела до дивана, стоявшего посреди комнаты, и рухнула на него. Внезапно усталость дала о себе знать. Я успела, будто сквозь мутную пленку, увидеть, что незнакомец рассматривает меня, стоя в дверном проеме и сложив на груди руки. Да, крылья ангела у него за спиной были бы уместны. Только в тон его одежды цвет их должен быть…
…
Ее удивление было ожидаемым, благодарность и восхищение, пожалуй, - тоже. Она попыталась обратиться ко мне на своем ужасном английском. Лучше уж поговорим на русском! Этот язык мне стал родным за семьдесят два года, один месяца и шесть дней, которые я был рядом с Алекс.
Облегчение и радость разлились в воздухе вокруг женщины.
«Извините ... дом миссис Кенсинг, она пригласила...» - слова долетали до меня и превращались в осмысленные образы постепенно. Я купался в чистых положительных, без налета цинизма, эмоциях. Имея большую практику общения с людьми и вампирами, я знаю, что почти все их чувства имеют какой-то подтекст: жалость смешивается с облегчением (хорошо, что это случилось не со мной); сострадание замутняется самолюбованием (я – молодец, что проявил сочувствие!); желание мести разбавляется страхом (а что мне за это будет?). Чистые эмоции – редкость, по-настоящему искренних людей, тем более вампиров, очень мало. Чистая любовь, как и чистая ярость, например, - это драгоценные камни в море окружающих эмоций.
Реакция женщины на меня была предсказуема: потрясение от внешности и дрожь удовольствия от звука голоса – это мы уже не раз проходили.
«Миссис Кенсинг» - все мое наслаждение смыла боль, опять эта женщина упоминает Алекс. Пригласила? Ооо… конечно, я совсем забыл! Алекс в последнее время увлеклась перепиской с женщиной из России. Около двух недель назад она сказала, что хочет пригласить ее сюда для обсуждения какого-то совместного проекта. Алекс просила пока ничего не выведывать, обещая сюрприз, и я сделал то, о чем она просила.
Я всегда делал то, о чем она просила. Было лишь одно исключение за все наше с ней время. Это случилось в день пятнадцатилетия совместной жизни, Алекс исполнилось тридцать пять. Она попросила обратить ее в бессмертную. Я, эгоист, был рад ее стремлению. Ведь если бы это произошло, мы с Алекс остались бы вместе навсегда! Увы, тест крови показал, что мой яд смертелен для любимой.
Вынырнув из воспоминаний, я пригласил незнакомку в дом. Она шла, пользуясь все тем же фонариком, стараясь светить и мне под ноги – трогательно! Включив торшеры, я провел ее в гостиную и предложил присесть. Она, буквально обвалившись на диван, посмотрела на меня мутными, сонными глазами.
И тут, словно мягкие теплые ладошки погладили меня по плечам и лопаткам, как будто расправляя что-то у меня за спиной. По телу побежали мурашки, после смерти Алекс я уже не надеялся когда-нибудь это ощутить. Весь период моего существования до встречи с возлюбленной я и не знал, что такое возможно.
Ментальное поглаживание, его умела делать только ОНА. Впервые я ощутил его, когда Алекс проснулась у меня на коленях на скамейке у своего дома утром после нападения того урода. Она закопошилась, просыпаясь, потягиваясь, открыла глаза. Наши лица были так близко, что я кожей чувствовал ее теплое дыхание. Всплеск остатков ужаса (не в моих силах было полностью вытеснить ее воспоминания о ночном кошмаре) сменился благодарностью и восхищением, чистыми и яркими как радуга. Алекс просто смотрела мне в глаза, замерев с восторженным выражением лица, и тут… мягкие, пушистые лапки вдруг коснулись моих щек, лба, губ. Будто котенок гладил меня. Девушка не шевелилась, но ее ментальная ласка была физически ощутима. Это было лучшее в моей жизни ощущение, такого удовольствия до сих пор не приносили ни секс, ни человеческая кровь. Я понял, что хочу быть только с этой девушкой, что не смогу ее отпустить от себя, что буду добиваться ее любви, чего бы это мне ни стоило…
...
Мне было жарко и не очень удобно. Просыпаясь, я понимала, что нахожусь не в своей кровати. Прикосновение ткани, место, запахи – все чужое. Но, кажется, я чувствую себя отдохнувшей. О вчерашнем дне в голове плавают какие-то размытые воспоминания. Резко открыла глаза и села – я же в доме миссис Кенсинг! Вечером, вернее ночью меня впустил в дом какой-то мужчина, может быть родственник. Я была настолько измотана, что даже не поблагодарила его и ничего не спросила об Алекс. Надеюсь, меня простят, когда услышат историю моих злоключений.
Осмотревшись, понимаю причину неудобства: я спала в одежде, даже кроссовки не сняла! Последнее, что я помню – незнакомец стоит в дверном проеме, а мое воображение рисует крылья у него за спиной. Кстати, кто-то укрыл меня пледом,.. не помню.
Так, хватит рассиживаться, надо попытаться привести себя в порядок и отыскать хозяев. Сняла кроссовки и переодела запасные носки, совесть не позволяет бродить в уличных кроссовках по пушистым светлым коврам. Сняла ветровку, положила ее на диван, поставила рюкзак и обувь рядом с его ножкой. Достав расческу и зеркальце из рюкзачка, я причесалась, воспользовалась дезодорантом, затем протерла лицо и руки влажной салфеткой (слава прогрессу!), сунула в рот мятную жвачку – до возможности попасть в ванну сойдет - и направилась к двери, через которую вчера вошла в гостиную. Она распахнулась, только я подошла к порогу. Как и ночью у меня возникло ощущение, что открывший стоял тут, ожидая. Снова тот же незнакомец, и впечатление от его внешности, показавшееся мне накануне игрой воспаленного воображения, отнюдь не было обманчивым. Красавец! Впрочем, конечно, не про меня! Такие как он, таких как я просто не замечают. Только в цвете глаз я ошиблась: они были светло серыми, а не черными, как мне показалось ночью. Одет он был просто: джинсы, водолазка, кожаные туфли на толстой подошве – все черное. Крылья именно такого цвета я ему навоображала.
- Доброе утро, - поприветствовал он.