Официальный банкетный зал на третьем этаже пустовал, погруженный во мрак, Томо и Рената еще не вернулись в свои покои, а Алесса не встретила ни единой живой души по пути на четвертый этаж. Он весь находился в ее полном распоряжении, пока она не найдет того, кто разделит его с ней. Самая большая библиотека на Саверио, личная часовня и две спальни для одной лишь девушки.
Добравшись до последней ступеньки своего этажа, она заметила, как оливковая кожа Лоренцо – юного солдата, назначенного сторожить ее спальню, – заметно побледнела. Ему полагалось открыть перед ней дверь и, прежде чем она войдет в свои покои, провести полную инспекцию помещения, однако, как и прочие стражники до него, отказывался прикасаться к ее вещам.
Она открыла дверь в свою спальню сама.
Алесса никогда бы не призналась в этом вслух, но каждый раз, когда кто-то от нее шарахался, ее как будто обливали ледяной водой. Особенно это касалось солдат. Они добровольно вызывались сражаться с полчищами демонов, но вели себя так, словно она намного хуже них.
Лоренцо соизволил окинуть покои быстрым взглядом и тут же вернулся на свой пост, пробормотав себе под нос нечто подозрительное, походившее на «гиотте».
Ненасытная.
Алесса захлопнула дверь ногой.
«Не жадничай», – упрекали родители, если ей хотелось попросить сладостей чуть больше, чем выдавалось. Они смягчали слова, чтобы те звучали почти ласково, но образ воров Кролло поселился в ее голове навсегда. Ей до сих пор снилось, как у нее отрастают когти и рога.
Каждый ребенок в Саверио вырос на сказках о гиотте. Как Кролло послал демонов, замаскированных под людей, чтобы те отыскали третий дар Богини до первого Диворандо. И когда гиотте обнаружили Целительный Фонтан – фонтан, сотворенный для лечения солдат, – они украли его силу и стали практически несокрушимыми, оставив войска ни с чем. Пойманных и проклятых за совершенный грех, их преследовали или изгоняли в море, а в наследие от них осталось предостережение о последствиях жадности и эгоистичности.
Скептики считали, что эта история – метафора, и мораль сказки заключалась в том, чтобы люди держали себя в узде, но старейшины в церквях продолжали уверять, будто каждое слово в священной Верите продиктовано самой Богиней.
Финестра была первым благословением Богини.
Гиотте украли третье.
А Алесса снова и снова убивала второе.
Она стянула перчатки и бросила их к остальным, сваленным около ее кровати.
С балкона поддувал теплый, пронизанный запахом цитруса ветерок, и, пока она босая направлялась к маленькому столику, сервированному хлебами, сырами и фруктами, тот играл с ее волосами, отчего темные локоны прикрывали глаза. На сырах под заходящими лучами сверкал выделившийся жир, а хлеб зачерствел. Не пир, конечно, достойный Финестры, но вряд ли она могла винить людей за неисполнение возложенных на них обязанностей.
От поверхности плескающегося внизу океана отражался закат и розово-золотистыми оттенками окрашивал город, каскадом спускаясь по склону к нагромождению выгоревших на солнце строений, со временем обретших пастельные тона. Создавалось впечатление, что городские стены все держат под контролем и силятся не столкнуться с Пиком Финестры, нависающим над пляжем Черного песка, где ей и ее партнеру предстоит встать во главе армии Саверио.
По крайне мере, из ее тюрьмы открывался отличный вид.
Ей следовало бы принять ванну, смыть с себя кровь и пот, но Алесса подтянула одеяло до подбородка и предпочла свернуться на кресле калачиком. Было слишком жарко, но материал скользил по ее обнаженным рукам и шее, пробуждая ее нервные окончания после долгого дня забытья. Это не человеческие прикосновения, но хоть какие-то. Всяко лучше, чем неизменное трение ткани, ежедневно обволакивающей ее кожу с ног до головы.
Алесса все свое детство забывала домашние задания, сжигала буханки хлеба и не могла вовремя опустошить мусорную корзину, однако заставила наконец свою мать гордиться, когда стала Финестрой и прекратила звать ее «мама». Но, даже отмеченная богами, она умудрилась всех разочаровать. Разумеется, она никогда не опускала рук и всегда стремилась угодить. Алесса собиралась выполнить все дела по дому, запомнить список покупок или уследить за хлебом, а теперь намеревалась контролировать дарованную богами силу. Просто с некоторых пор последствиями ее неудач стали не поездки на рынок за недостающими продуктами, а смерти Фонте и запекшаяся на ее коже кровь.
Папа всегда говорил, что наутро любое препятствие перестает казаться непреодолимым, однако, чтобы избавиться от ее нынешней проблемы, потребуется невообразимо яркий рассвет.