— Пятнадцать кругов назад я был незрелым мальчишкой, но даже тогда догадался зайти в библиотеку, — салютую в ответ рюмкой.
Некоторое время мы лениво поглощаем тинктуры, обмениваясь всё новыми и новыми сплетнями. Цветочные эманации приятно щекочут нос, ал’кооль — части тела. Сплошная польза для духа и разговора, в общем. Увы, идиллия продолжается недолго.
Звонок колокольчиков во входной двери, как раз во время обсуждения большого скандала в Меховой палате. Я богохульствую под нос: вывеска «закрыто» и поставленный под ручку костыль (с хрустом сломавшийся) не остановили неизвестного мне покупателя.
— Мы закрыты.
— Я так понимаю, временно, — трубно хохочет гость и я давлю в себе появившиеся возражения. Фиолетовый цвет радужки - живёт близ руин Баредиола. Руническая броня с гербовым дольменом. Длинная "вилочная борода". Виктор Хаут Л’Эсерт. Господарь замка Зельд, крупный землевладелец и прославленный воин. Хороший клиент.
— Зависит от того, что нужно доброму господарю.
Вместо ответа воин отсылает жестом своих прихлебателей и приближается к склянкам, забившим полки. Часть из них сущая бутафория — заспиртованные гады, редкие минералы, препараты из тонко нарезанных органов тех бедняг, что мутировали под воздействием Великой Скверны. Большая часть. Многие мои посетители предпочитают тех алхимиков, что соответствуют устоявшимся стереотипам.
— Допустим, мне нужны ваши препараты, поддерживающие тургор организма. Вроде бы, похожи на эти шарики. Я бы не отказался от вещи, приняв которую, снова смогу рубить осквернённых с новыми силами.
Я корчу вежливую мину. Деловые переговоры с отказа начинать не очень хорошо. Но сладкие шарики вряд ли дадут какой-то эффект прославленному воину.
— Сомневаюсь, что они вам помогут.
— Отчего же? Милостливые сударыни очень хвалили их на последнем приёме у бургомистра.
— Сударыни, да простится мне это сравнение, — добавляю крупную ложку вежливости в голос, — хвалили бы и самого великого нечестивого, если их убедить. Это — всего лишь сахарные шарики с очень малым количеством активного вещества.
— Насколько малым?
— Граны, — оброняю я. Франсиск вздыхает. Он прекрасно понимает коммерческую необходимость обмана, однако его обеты правдивости здорово противоречат моей работе. Лишь такт мешает ему постоянно проповедовать мне. Или — раскрыть мои махинации прилюдно.
— Значит, ваше мастерство в работе над основными элементами — ложь?
Я присматриваюсь к воину повнимательнее. В его глазах пляшут огоньки провокации.
— Не ложь. Но увы, добрые люди не желают понимать, что им не нужно потреблять продукты алхимии в таких количествах, в которых они её берут. Человеческое тело — сложный конструкт, сложнее набора шестерёнок. Любое изменение может исправить дисбаланс — или усугубить его.
— Даже если употребят идеальный символ?
Я поднимаю бровь. Господарь подходит к запотевшему стеклу и неспешно, аккуратно проводит пальцем. Две дуги на излётах прямой, круг. Алхимическая монада. Символ эталонной материи. Остаётся только тихо опешить. Может, я и отравил окружающим мозг разговорами об абсолюте, но мало кто из них соизволил рыться в полузабытых и полуеретических книгах в поисках тамги, означающей этот элемент.
— Особым эдиктом алхимического круга нам запрещено проводить опыты над взаимодействием эталона и живой плоти. Есть определенные границы, которые лучше не переходить. Иначе...
— Да, да. Дымы и огни Баредиола прекрасно видны из главной башни моего замка. Когда алхимический уголь вновь разгорается в глубине проклятой печки.
Алхимический уголь был благословлением и бедой учёных последних лет. Он мог отдавать жар и энергию годами, но, вместе с ней — насыщал железо и плоть скверной. А ещё — умудрялся взрываться при неосторожном обращении. И от огня в пепел стирались города, деревья искривлялись от жара, а всё живое превращалось в люфенов — жалкое подобие себя бывших. Объятых демонами, физически ущербных безумцев, ненавидящих всё живое.
— Никто не знает, не окажет ли такое же влияние Абсолют в высоких концентрациях. И вообще — будет ли достаточно стабильно его вещество.