Ври подобной вариации процесс абстрагирования «страданий» совершает громаднейший поступательный шаг. Бледный и без того фантом становится почти незримым. Общественные классы некогда заменялись, в изображении поэтов, внеклассовым обществом страдающих, классовая борьба – «страданиями». Затем «страдания» последовательно утрачивали свой острый характер, превращаясь в «темное» начало, «хаос», игру «антитез», бессильное «томление». Однако при всех их превращениях некоторая отдаленная связь между ними и исходной точкой абстракции, как-никак, сохранялась. Теперь абстракция начинает отправляться уже от производного ряда понятий, уже от абстракций «Страдания страданий!»
Маховое колесо социально-экономического развития вертится все быстрее и быстрее. Спрос на «изобретательность», на неустанную «выучку», неустанное приобретение знаний, неустанную работу над собой, неустанное «индивидуализирование» предъявляется все более и более настоятельно. Малейшая остановка в «самосовершенствовании» становится все более и более роковой. Носители квалификации должны «совершенствоваться» не только тогда, когда намечается явная необходимость, но и тогда, когда явных признаков этой необходимости нет. Надо вести оборонительные операции не только в моменты обострения классовых конфликтов, но тогда, когда в лагере противников идет подготовительная работа. Или, на языке идеологов «квалифицированных верхов», надо страдать не только тогда, когда страдать волей-неволей приходится: надо также приучать себя к страданиям в минуты, свободные от навязанных суровою действительностью страданий; надо делать так, чтобы каждый случай мог играть роль источника страданий. Надо, одним словом, создавать страдания.
Такова «материальная» подоплека идеологического нововведения Н. Минского.
VIII
Характеризуя метаморфозы культа «страдания», имеющие место в творчестве автора «Белых ночей», мы до сих нор не касались игры в антитезы. Теперь два слова о ней.
Было бы необъяснимо, если бы идеолог, столь чуткий к движениям махового колеса социально-экономического прогресса, – а мы таковым считаем Н. Минского, – не использовал означенный способ отражать известные факты текущей жизни. Н. Минский, действительно, воспользовался им, и воспользовался широко. На антитезах построена у него целая философская система. Антитетичностью отмечено большинство его стихотворений.
В интересах более детального освещения его лирики нам придется сейчас перейти к его «меонической» метафизике. Потому мы позволим себе, констатируя его пристрастие к антитезам, взять с него несколько примеров из кладов его поэтического творчества.
Напомним читателям стихотворение «Из бездны, где в цепях безумный демон бился». Речь идет о кошмаре демона, занесенного в лазурь небес. Там он встречается со светлым сном, приснившимся влюбленному ангелу. «И греза ангела и демона, кошмар по прихоти судьбы, сплотились в дух единый: так с утренним лучом на влажном дне лощин сливается в одно рожденный ночью пар». Напомним опять фигуру демона («Мой демон»). «Мой демон страшен тем, что, правду отрицая, он высшей правды ждет страстней, чем Серафим. Мой демон страшен тем, что, душу искушая, уму он кажется святым».
Вот «антитетическое» понятие о человечестве. Удел человечества – «всегда существовать… гробам на смену ставить колыбели, рожать, растить, но лишь не создавать». «Толпе» противостоят избранники: человечество обречено «сопровождать избранников к их непонятной цели, томиться на пиру чужих веселий, глядеть, не видя, слыша, не внимать». Тем не менее существование его необходимо как антитеза всему положительному и творческому: