[431] Hubble just stood where Baker had left him. Staring blankly into space. Then he slowly walked backward until he reached the rear wall of the cell. He pressed his back against it and slid to the floor. Dropped his head to his knees. Dropped his hands to the floor. I could hear the rattle of his thumb trembling on the stiff nylon carpet. Roscoe stared in at him from her desk. The sergeant at the reception counter gazed across. They were watching a man fall apart.
[432] I HEARD RAISED VOICES IN THE ROSEWOOD OFFICE IN BACK. The tenor of argument. The slap of a palm on a desk. The door opened and Stevenson walked out with Chief Morrison. Stevenson looked mad. He strode down the side of the open area. His neck was rigid with fury. His eyes were fixed on the front doors. He was ignoring the fat police chief. He walked straight past the reception counter and out through the heavy door into the bright afternoon. Morrison followed him.
[433] Baker came out of the office and walked over to my cell. Didn’t speak. Just unlocked the cage and gestured me out. I shrugged my coat tighter and left the newspaper with the big photographs of the president in Pensacola on the cell floor. Stepped out and followed Baker back into the rosewood office.
[434] Finlay was at the desk. The tape recorder was there. The stiff cords trailed. The air was still and cool. Finlay looked harassed. His tie was pulled down. He blew out a big lungful of air in a rueful hiss. I sat down in the chair and Finlay waved Baker out of the room. The door closed softly behind him.
[435] “We got us a situation here, Mr. Reacher,” Finlay said. “A real situation.”
[436] He lapsed into a distracted silence. I had less than a half hour before the prison bus came by. I wanted some conclusions pretty soon. Finlay looked up and focused again. Started talking, rapidly, the elegant Harvard syntax under pressure.
[437] “We bring this Hubble guy in, right?” he said. “You maybe saw him. Banker, from Atlanta, right? Thousand-dollar Calvin Klein outfit. Gold Rolex. Very uptight guy. At first I thought he was just annoyed. Soon as I started talking he recognized my voice. From the phone call on his mobile. Accuses me of deceitful behavior. Says I shouldn’t impersonate phone company people. He’s right, of course.”
[438] Another lapse into silence. He was struggling with his ethics problem.
[439] “Come on, Finlay, move along,” I said. I had less than a half hour.
[440] “OK, so he’s uptight and annoyed,” Finlay said. “I ask him if he knows you. Jack Reacher, ex-army. He says no. Never heard of you. I believe him. He starts to relax. Like all this is about some guy called Jack Reacher. He’s never heard of any guy called Jack Reacher, so he’s here for nothing. He’s cool, right?”
[441] “Go on,” I said.
[442] “Then I ask him if he knows a tall guy with a shaved head,” he said. “And I ask him about Pluribus. Well, my God! It’s like I stuck a poker up his ass. He went rigid. Like with shock. Totally rigid. Won’t answer. So I tell him we know the tall guy is dead. Shot to death. Well, that’s like another poker up the ass. He practically fell off the chair.”
[443] “Go on,” I said. Twenty-five minutes before the prison bus was due.
[444] “He’s shaking all over the place,” Finlay said. “Then I tell him we know about the phone number in the shoe. His phone number printed on a piece of paper, with the word ‘Pluribus’ printed above it. That’s another poker up the ass.”
[445] He stopped again. He was patting his pockets, each one in turn.
[446] “He wouldn’t say anything,” he went on. “Not a word. He was rigid with shock. All gray in the face. I thought he was having a heart attack. His mouth was opening and closing like a fish. But he wasn’t talking. So I told him we knew about the corpse getting beaten up. I asked him who else was involved. I told him we knew about hiding the body under the cardboard. He wouldn’t say a damn word. He just kept looking around. After a while I realized he was thinking like crazy. Trying to decide what to tell me. He just kept silent, thinking like mad, must have been forty minutes. The tape was running the whole time. Recorded forty minutes of silence.”
[447] Finlay stopped again. This time for effect. He looked at me.
[448] “Then he confessed,” he said. “I did it, he said. I shot him, he said. The guy is confessing, right? On the tape.”
[449] “Go on,” I said.
[450] “I ask him, do you want a lawyer?” he said. “He says no, keeps repeating he killed the guy. So I Mirandize him, loud and clear, on the tape. Then I think to myself maybe he’s crazy or something, you know? So I ask him, who did you kill? He says the tall guy with the shaved head. I ask him, how? He says, shot him in the head. I ask him, when? He says last night, about midnight. I ask him who kicked the body around? Who was the guy? What does Pluribus mean? He doesn’t answer. Goes rigid with fright all over again. Refuses to say a damn word. I say to him, I’m not sure you did anything at all. He jumps up and grabs me. He’s screaming I confess, I confess, I shot him, I shot him. I shove him back. He goes quiet.”
[451] Finlay sat back. Folded his hands behind his head. Looked a question at me. Hubble as the shooter? I didn’t believe it. Because of his agitation. Guys who shoot somebody with an old pistol, in a fight or in a temper, a messy shot to the chest, they get agitated afterward. Guys who put two bullets in the head, with a silencer, then collect up the shell cases, they’re a different class of person. They don’t get agitated afterward. They just walk away and forget about it. Hubble was not the shooter. The way he had been dancing around in front of the reception counter proved it. But I just shrugged and smiled.
[452] “OK,” I said. “You can let me go now, right?”
[453] Finlay looked at me and shook his head.
[454] “Wrong,” he said. “I don’t believe him. There were three guys involved here. You persuaded me of that yourself. So which one is Hubble claiming to be? I don’t think he’s the maniac. I can’t see enough strength in him for that. I don’t see him as the gofer. And he’s definitely not the shooter, for God’s sake. Guy like that couldn’t shoot pool.”
[455] I nodded. Like Finlay’s partner. Worrying away at a problem.
[456] “Got to throw his ass in the can for now,” he said. “No option. He’s confessed, couple of plausible details. But it definitely won’t hold up.”
[457] I nodded again. Sensed there was something more to come. “Go on,” I said. With resignation.
[458] Finlay looked at me. A level gaze.
[459] “He wasn’t even there at midnight,” he said. “He was at some old couple’s anniversary party. A family thing. Not far from where he lives. Got there around eight last night. He’d walked down with his wife. Didn’t leave until after two o’clock in the morning. Two dozen people saw him arrive, two dozen people saw him leave. He got a ride home from his sister-in-law’s brother-in-law. He got a ride because it was already pouring rain by then.”
[460] “Go on, Finlay,” I said. “Tell me.”
431
Хаббл продолжал стоять там, где его оставил Бейкер, тупо уставившись в пустоту. Затем он медленно попятился назад, пока не уперся в дальнюю стену камеры. Прижавшись к ней спиной, он бессильно опустился на пол. Уронил голову на колени. До меня донесся стук его пальцев, дрожащих на жестком нейлоновом ковролине. Оторвавшись от компьютера, Роско посмотрела на Хаббла. Дежурный сержант также посмотрел на него. У них на глазах человек рассыпался на части.
432
Я услышал громкие голоса, донесшиеся из кабинета. Спорящий тенор. Шлепок ладони по столу. Дверь открылась, и появились Стивенсон и Моррисон. Стивенсон был вне себя. Он прошел в дежурное помещение. Его шея напряженно застыла от бешенства. Взгляд не отрывался от входных дверей. Казалось, Стивенсон не замечал своего жирного начальника. Он прошел мимо стола дежурного и выскочил на улицу. Моррисон вышел следом за ним.
433
Выйдя из кабинета, Бейкер подошел к моей камере. Не сказал ни слова. Просто отпер дверь и жестом пригласил меня выйти. Я крепче укутался в пальто, оставив газету с большими фотографиями президента, посещающего Пенсаколу, на полу камеры. Вышел и направился следом за Бейкером в кабинет.
434
Финлей сидел за столом. Диктофон был на месте, с подключенным микрофоном. Воздух спертый, но прохладный. Финлей, похоже, был чем-то смущен. Он ослабил галстук. С печальным свистом выпустил воздух из легких. Я сел на стул, и Финлей махнул рукой, прося Бейкера оставить нас одних.
Дверь тихо закрылась.
435
— У нас возникли кое-какие проблемы, мистер Ричер, — сказал Финлей. — Весьма серьезные проблемы.
436
Он погрузился в рассеянное молчание. У меня оставалось меньше получаса до прибытия тюремного автобуса. Я хотел, чтобы какое-то решение было принято как можно скорее. Взяв себя в руки, Финлей посмотрел на меня. Начал говорить, быстро, от чего чуть пострадало его изящное гарвардское произношение.
437
— Мы привезли сюда этого Хаббла, так? — сказал Финлей. — Наверное, вы его видели. Банкир из Атланты, так? Одежда от Кальвина Кляйна стоимостью тысячу долларов. Золотые часы «Ролекс». Он был на взводе. Сначала я подумал, Хаббл просто раздражен тем, что мы вытащили его из дома. Как только я начал говорить, он узнал мой голос. По звонку на его сотовый телефон. Сразу же обвиняет меня в обмане. Говорит, что я не должен был выдавать себя за сотрудника телефонной компании. Разумеется, он прав.
440
— Хорошо, итак, Хаббл недоволен и раздражен, — продолжал Финлей. — Я спрашиваю, знает ли он вас — Джека Ричера, бывшего военного. Он говорит, что не знает. Никогда о вас не слышал. Я ему верю. Хаббл начинает расслабляться, решив, что все дело в каком-то типе по имени Джек Ричер. Он и не слышал ни о каком Джеке Ричере, так что он тут ни при чем. Совершенно чист, верно?
442
— Тогда я спрашиваю, знает ли он высокого мужчину, обритого наголо, — сказал Финлей. — И насчет pluribus. И тут — о боже! Как будто я засунул ему в задницу кочергу. Хаббл весь напрягся, словно с ним случился приступ. Очень напрягся. Ничего не стал отвечать. Тогда я ему говорю, что мы уже знаем про смерть высокого бритого типа. Знаем, что его застрелили. Что ж, это как вторая кочерга у него в заднице. Хаббл только что не свалился со стула.
444
— Он начал дрожать так, что я испугался, как бы он не рассыпался, — сказал Финлей. — Тогда я ему говорю, что нам известно о номере телефона в ботинке. Номере его телефона, напечатанном на листе бумаги под словом «pluribus». Это уже третья кочерга, все в том же месте.
446
— Хаббл молчит, — продолжал он. — Не произносит ни слова. Оцепенел от шока. Лицо серое. Я испугался, что у него сердечный приступ. Он сидел и беззвучно открывал и закрывал рот, как рыба. Но ничего не говорил. Тогда я ему сказал о том, что труп был избит. Я спросил, кто его сообщники. Сказал о том, что труп был спрятан под картоном. Хаббл по-прежнему ничего не говорит, черт побери. Просто ошалело оглядывается по сторонам. Наконец я понял, что он лихорадочно думает. Пытается определить, что мне ответить. Минут сорок Хаббл молчал, думал как одержимый. Магнитофон все это время работал. Записал сорок минут тишины.
448
— Наконец Хаббл во всем сознался, — сказал Финлей. — «Это сделал я, — сказал он. — Я его застрелил». Он ведь сознался, да? И это записано на кассете.
450
— Я его спрашиваю, не нужен ли ему адвокат, — сказал Финлей. — Он отвечает, не нужен, и продолжает твердить, что это он убил того типа. Так что я читаю ему «права Миранды», громко и отчетливо, чтобы это было на кассете. Потом мне приходит мысль, а может быть, этот Хаббл сумасшедший или еще что, понимаете? Я его спрашиваю, кого он убил. Он говорит, высокого мужчину с бритой головой. Я спрашиваю, как. Он говорит, выстрелом в голову. Я спрашиваю, когда. Он говорит, вчера ночью, около полуночи. Я спрашиваю, кто пинал труп ногами, кто убитый, и что означает «pluribus». Хаббл молчит. Снова коченеет от страха. Не говорит ни слова. Я ему говорю, что сомневаюсь в том, что он имеет какое-либо отношение к убийству. Он вскакивает с места и набрасывается на меня с криками: «Я сознаюсь, сознаюсь, это я его убил, я!» Я сажаю его на место. Он затихает.
451
Финлей откинулся назад. Сплел руки за головой. Вопросительно посмотрел на меня. Хаббл убийца? Я в это не верил. Потому что он был возбужден. Вот те, кто убивает кого-то из старого пистолета во время борьбы или в порыве гнева, случайным выстрелом в грудь, — те потом бывают возбуждены. Но тот, кто хладнокровно всадил две пули в голову из пистолета с глушителем, а затем собрал гильзы, принадлежит к совершенно иному типу людей. Их впоследствии не терзают угрызения совести. Они просто уходят и начисто забывают о случившемся. Хаббл не был убийцей. Об этом говорило то, как он плясал перед столом дежурного. Но я лишь улыбнулся и пожал плечами.
454
— Неверно, — сказал он. — Я не верю Хабблу. В деле замешаны трое. Вы сами меня в этом убедили. Кем из них может быть Хаббл? Не представляю себе его обезумевшим маньяком. На мой взгляд, у него нет для этого достаточно силы. Не представляю себе его мальчиком на побегушках. И, определенно, он не убийца. Такой человек не сможет хладнокровно сделать контрольный выстрел.
456
— Пока что я собираюсь посадить его в кутузку, — продолжал Финлей. — У меня нет выбора. Хаббл сознался, упомянул пару правдоподобных деталей. Но обвинение против него развалится.
459
— Вчера в полночь Хаббла там даже не было, — сказал он. — Он был на годовщине свадьбы у одной пожилой четы. Праздник в узком семейном кругу. Недалеко от его дома. Хаббл появился в гостях около восьми вечера. Пришел пешком вместе со своей женой. Ушел только в два часа ночи. Двадцать человек видели, как он пришел, двадцать человек видели, как он уходил. Обратно его подвез брат невестки. Ему пришлось ехать на машине, поскольку к этому времени уже начался дождь.