[519] Hubble looked up at him and nodded blankly. Didn’t speak.
[520] “Reacher?” the clipboard guy said. “You understand?”
[521] “Sure,” I said. I understood. This guy was understaffed. Having problems because of a budget. While his friends collected unemployment. Tell me about it.
[522] “Good,” he said. “So the deal is this. The two of us are off duty at seven o’clock. Which is in about one minute’s time. We ain’t staying late for you boys. We don’t want to and the union wouldn’t let us anyway. So you get a meal, then you’re locked down in here until they got manpower to take you upstairs. No manpower until lights out, maybe ten o’clock, OK? But then no guards will move prisoners around after lights out anyway, right? Union won’t let ’em. So Spivey will come get you himself. Assistant warden. Top boy tonight. About ten o’clock, OK? You don’t like it, you don’t tell me, you tell the governor, OK?”
[523] The donut eater went out into the corridor and came back a long moment later with a tray. On it were covered plates, paper cups and a Thermos. He put the tray on the table and the two of them swung out through the corridor. Locked the door from the outside. It went quiet as a tomb in there.
[524] We ate. Fish and rice. Friday food. Coffee in the Thermos. Hubble didn’t speak. He left most of the coffee for me. Score one for Hubble. I put the debris on the tray and the tray on the floor. Another three hours to waste. I tipped my chair back and put my feet up on the table. Not comfortable, but as good as I was going to get. A warm evening. September in Georgia.
[525] I looked over at Hubble without curiosity. He was still silent. I had never heard him speak except on Finlay’s speakerphone. He looked back at me. His face was full of dejection and fear. He looked at me like I was a creature from another world. He stared at me like I worried him. Then he looked away.
[526] MAYBE I WOULDN’T HEAD BACK TO THE GULF. BUT IT WAS too late in the year to head north. Too cold up there. Maybe skip right down to the islands. Jamaica, maybe. Good music there. A hut on the beach. Live out the winter in a hut on a Jamaica beach. Smoke a pound of grass a week. Do whatever Jamaica people do. Maybe two pounds of grass a week with someone to share the hut. Roscoe kept drifting into the picture. Her uniform shirt was fabulously crisp. A crisp tight blue shirt. I had never seen a shirt look better. On a Jamaica beach in the sun she wouldn’t need a shirt. I didn’t think that would prove to be any kind of a major problem.
[527] It was her wink that did it to me. She took my coffee cup. She said I had nice eyes. And she winked. Got to mean something, right? The eyes thing, I’ve heard that before. An English girl I’d had good times with for a while, she liked my eyes. Said it all the time. They’re blue. Equally people have said they look like icebergs in an Arctic sea. If I concentrate I can stop them blinking. Gives a stare an intimidating effect. Useful. But Roscoe’s wink had been the best part of the day. The only part of the day, really, except Eno’s scrambled eggs, which weren’t bad. Eggs you can get anywhere. But I’d miss Roscoe. I floated on through the empty evening.
[528] NOT LONG AFTER TEN THE DOOR FROM THE CORRIDOR WAS unlocked. A uniformed man came in. He carried a clipboard. And a shotgun. I looked him over. A son of the South. A heavy, fleshy man. Reddened skin, a big hard belly and a wide neck. Small eyes. A tight greasy uniform straining to contain him. Probably born right there on the farm they commandeered to build the prison. Assistant Warden Spivey. This shift’s top boy. Understaffed and harassed. Ushering the short-stay guests around by himself. With a shotgun in his big red farmer’s hands.
[529] He studied his clipboard.
[530] “Which one of you is Hubble?” he asked.
[531] He had a high-pitched voice. At odds with his bulk. Hubble raised his hand briefly, like a boy at grade school. Spivey’s little eyes flicked over him. Up and down. Like a snake’s eyes. He grunted and signaled with the clipboard. We formed up and moved out. Hubble was blank and acquiescent. Like an exhausted trooper.
[532] “Turn left and follow the red line,” Spivey said.
He waved left with the shotgun. There was a red line painted on the wall at waist height. It was a fire lane guide. I guessed it must lead outside, but we were going in the wrong direction. Into the prison, not out of it. We followed the red line through corridors, up stairs and around corners. Hubble first, then me. Then Spivey with the shotgun. It was very dark. Just dim emergency lighting. Spivey called a halt on a landing. He overrode an electronic lock with his key. A lock which would spring the fire door when the alarm went.
[533] “No talking,” he said. “Rules here say absolute silence at all times after lights out. Cell at the end on the right.”
[534] We stepped in through the out door. The foul odor of prison hit me. The night exhalation of countless dispirited men. It was nearly pitch black. A night-light glowed dimly. I sensed rather than saw rows of cells. I heard the babble of night sounds. Breathing and snoring. Muttering and whimpering. Spivey walked us to the end of the row. Pointed to an empty cell. We crowded in. Spivey swung the bars shut behind us. They locked automatically. He walked away.
[535] The cell was very dark. I could just about see a bunk bed, a sink and a john. Not much floor space. I took off my coat and lobbed it onto the top bunk. Reached up and remade the bed with the pillow away from the bars. I liked it better that way. Worn sheet and blanket, but they smelled clean enough.
[536] Hubble sat quietly on the lower bed. I used the john and rinsed my face at the sink. Pulled myself up into bed. Took off my shoes. Left them on the foot of the bed. I wanted to know where they were. Shoes can get stolen, and these were good shoes. Bought many years ago in Oxford, England. A university town near the airbase where I was stationed. Big heavy shoes with hard soles and a thick welt.
[537] The bed was too short for me, but most beds are. I lay there in the dark and listened to the restless prison. Then I closed my eyes and floated back to Jamaica with Roscoe. I must have fallen asleep there with her because the next thing I knew it was Saturday. I was still in prison. And an even worse day was beginning.
6
[538] I WAS WOKEN UP BY BRIGHT LIGHTS COMING ON. THE PRISON had no windows. Day and night were created by electricity. At seven o’clock the building was suddenly flooded with light. No dawn or soft twilight. Just circuit breakers thrown shut at seven.
[539] The bright light did not make the cell look any better. The front wall was bars. Half would open outward on a hinge to form the door. The two stacked beds occupied just about half the width and most of the length. On the back wall were a steel sink and a steel toilet pan. The walls were masonry. Part poured concrete and part old bricks. All thickly covered with paint. The walls looked massively thick. Like a dungeon. Above my head was a low concrete ceiling. The cell didn’t feel like a room bounded by walls, floor, ceiling. It felt like a solid block of masonry with a tiny living space grudgingly burrowed in.
521
— Да, — ответил я.
Я все понял. В тюрьме не хватает персонала. Губернатор борется с дефицитом бюджета. А товарищи этих охранников отправились на биржу труда. Не надо рассказывать мне сказки.
522
— Вот и хорошо, — продолжал охранник. — Так что давайте договоримся: наша смена заканчивается в семь часов. То есть через одну минуту. Мы не станем задерживаться ради вас. Во-первых, мы сами не хотим, а потом нам все равно не разрешил бы наш профсоюз. Так что вас покормят, после чего запрут здесь до тех пор, пока не прибудет новая смена, которая отведет вас наверх. Смена придет только когда совсем стемнеет, часов в десять, понятно? Только охрана все равно не перемещает заключенных в темное время суток, так? Профсоюз не разрешает. Так что за вами придет сам Спиви. Помощник надзирателя. Сегодня ночью он старший. Часов в десять, договорились? Если вам не нравится, жалуйтесь не мне, жалуйтесь губернатору, понятно?
523
Пожиратель пончиков скрылся в коридоре и через какое-то время вернулся с подносом. На подносе были накрытые тарелки, бумажные стаканчики и термос. Охранник поставил поднос на стол, а затем они со своим напарником вышли в коридор. Заперли дверь снаружи. В комнате стало тихо как в гробнице.
524
Мы принялись за еду. Рыба с рисом. Пятничное меню. В термосе — кофе. Хаббл молчал. Оставил мне почти весь кофе. Очко в его пользу. Сложив мусор на поднос, я поставил поднос на пол. Впереди еще три часа, которые надо чем-то занять. Откинувшись на стуле назад, я забросил ноги на стол. Не слишком удобно, но ничего лучшего не предвиделось. Теплый вечер. Сентябрь в Джорджии.
525
Я посмотрел на Хаббла, совсем без любопытства. Он по-прежнему молчал. Я до сих пор не слышал его голоса, если не считать по громкоговорителю телефона в кабинете Финлея. Он посмотрел на меня. Выражение его лица было подавленным и испуганным. Он посмотрел на меня так, словно я был существом из другого мира. И отвел взгляд.
526
Быть может, мне не надо было поворачивать назад к заливу. Но в сентябре уже поздно направляться на север. Там слишком холодно. Возможно, надо было перебраться на острова. Например, на Ямайку. Там хорошая музыка. Поселиться в хижине на берегу. Прожить зиму в хижине на Ямайке. Выкуривать в неделю фунт травки. Заниматься всем тем, чем занимаются жители Ямайки. Быть может, два фунта травки в неделю с тем, кто разделит хижину. В нарисованную картину постоянно вплывала Роско. Ее форменная рубашка была потрясающе накрахмалена. Хрустящая обтягивающая синяя рубашка. Никогда прежде мне не доводилось видеть, чтобы рубашка сидела так хорошо. Но на пляже под солнцем Ямайки рубашка Роско не понадобится. Впрочем, я не думал, что это оказалось бы серьезной проблемой.
527
Все сделал со мной один ее взгляд. Она принесла мне стаканчик кофе. Сказала, что у меня красивые глаза. И подмигнула. Должно же это что-то означать, правда? Про глаза я уже слышал раньше. Одной англичанке, с которой мы хорошо провели время, нравились мои глаза. Она постоянно это повторяла. У меня голубые глаза. Мне также приходилось слышать, что их сравнивали с айсбергами в Ледовитом океане. Если сосредоточиться, я могу не моргать. Это придает взгляду устрашающий эффект. Очень полезно. То, что Роско мне подмигнула, было лучшим за весь сегодняшний день. Точнее, единственным за весь день, если не считать яйца всмятку у Ино. Но яйца можно найти где угодно. А вот по Роско я скучал. В таких размышлениях я плыл через пустой вечер.
528
В десять часов с небольшим дверь в коридор отперли снаружи. Вошел мужчина в форме. У него в руках была папка. И ружье. Я внимательно осмотрел его. Сын Юга. Грузный, мясистый. Красноватая кожа, большой твердый живот, толстая шея. Маленькие глазки. Тесный засаленный мундир с трудом его вмещал. Вероятно, этот человек родился на той самой ферме, на месте которой была построена тюрьма. Помощник надзирателя Спиви. Старший смены. Усталый и измученный. С ружьем в больших, красных крестьянских руках.
531
У него был высокий пронзительный голос. Совершенно не вязавшийся с его солидными габаритами. Хаббл поднял руку, словно ученик начальной школы. Маленькие глазки Спиви, похожие на глаза змеи, оглядели его сверху донизу. Проворчав что-то нечленораздельное, Спиви подал знак папкой. Мы встали и вышли из комнаты. Хаббл был рассеян и покорен, словно усталый солдат.
532
— Поверните направо и идите по красной линии, — сказал Спиви. Подчеркивая свои слова, он указал налево ружьем. На стене на уровне талии была проведена красная линия. Указатель к пожарному выходу. По всей видимости, она вела наружу, но мы пошли в противоположном направлении. Внутрь тюрьмы, а не наружу. Придерживаясь красной линии, мы шли по коридорам, поднимались по лестницам, поворачивали. Сначала Хаббл, за ним я. Последним шел Спиви с ружьем. Везде было очень темно. Только тусклое дежурное освещение. На лестничной площадке Спиви приказал нам остановиться, отпер электронный замок, открывающийся автоматически при пожаре.
533
— Никаких разговоров, — сказал Спиви. — Согласно распорядку, после тушения света полная тишина. Ваша камера в конце коридора направо.
534
Мы шагнули вперед. Мне в ноздри ударил затхлый тюремный запах. Ночные ароматы большого количества заключенных. В коридоре стоял кромешный мрак. Тускло светилась ночная лампочка. Я скорее ощутил, чем увидел ряды камер. Из них доносились приглушенные ночные звуки. Дыхание, храп. Бормотание и стоны. Спиви провел нас до конца коридора. Указал на пустую камеру. Мы вошли. Спиви закрыл за нами решетчатую дверь. Замок захлопнулся автоматически. Спиви ушел.
535
В камере было очень темно. Я с трудом различил двухъярусную койку, умывальник и унитаз. Тесно. Сняв пальто, я закинул его на верхнюю койку. Переложил подушку от решетки. Мне так больше нравится. Простыня и одеяло старые, но, судя по запаху, достаточно свежие.
536
Хаббл молча опустился на нижнюю койку. Я воспользовался унитазом и сполоснул лицо в умывальнике. Подтянувшись, забрался на свою койку. Снял ботинки. Поставил их у кровати. Я хотел, чтобы они были под рукой. Ботинки могут украсть, а у меня были хорошие ботинки, купленные много лет назад в Англии, в Оксфорде. В университетском городке рядом с авиабазой, где я служил. Большие, тяжелые ботинки с твердой подошвой и толстым рантом.
537
Кровать была для меня слишком короткой, но то же самое можно сказать практически про все кровати. Я лежал в темноте и слушал беспокойные шумы тюрьмы. Затем я закрыл глаза и снова отправился на Ямайку с Роско. Должно быть, я заснул, потому что когда я открыл глаза, была уже суббота. Я по-прежнему находился в тюрьме, и начинался еще более плохой день.
Глава 6
538
Меня разбудил яркий свет. Окон в тюрьме не было. День и ночь создавались электричеством. В семь часов здание вдруг затопил свет. Никаких мягких предрассветных сумерек. Просто выключатели, ровно в семь часов утра, замкнули электрические цепи.
539
При ярком свете камера не стала лучше. Передняя стена была из стальных прутьев. Половина открывалась на петлях наружу, образуя дверь. Двухъярусная койка занимала приблизительно половину камеры по ширине и почти всю по длине. На задней стене железный умывальник и железный унитаз. Стены каменные; наполовину железобетон, наполовину старая кирпичная кладка, покрытые толстым слоем краски. Стены казались очень толстыми. Как в подземелье. Над головой нависал низкий бетонный потолок. Камера казалась не комнатой, окруженной стенами, полом и потолком, а сплошным бетонным монолитом с выдолбленным в нем крохотным отверстием.