– Какой же он дядька тебе? – удивился Димка. – Вы же одногодки почти.
И, не дожидаясь ответа, продолжил:
– А можешь нас отвести с ним поболтать? Да так, чтобы он не пристрелил нас из ружья своего?
– А ты, часом, не шпиён? – прищурился Лёлик.
– Как можно, товарищ! – с напускной обидой воскликнул брат и широко улыбнулся. – Ну так как?
– Тогда пошли. С нашим человеком поболтать – это оно правильно.
– Ну что? Решайся! – Дима потрепал меня по плечу.
Я снова вспомнил отца. И слова Полины отозвались эхом в голове: «Хочешь закончить, как он?».
Помотал головой.
– Ну и сиди тут, раз ты такой трус! – вспылил Дима. – Пялься в свое окно, вот только там ничего нет и не будет. Слышишь? Хоть глаза все высмотри, туда не сбежать. А я сам справлюсь.
Еще минуту я слушал удаляющиеся шаги в коридоре; снова чиркнул спичкой.
– Твою ж…
***
– Короче, товарищи. За вас племяш поручился, но в гуманитарную помощь я играть не буду.
Сидорович выглядывал через узкую бойницу импровизированной баррикады – беспорядочного нагромождения разобранных шкафов, драных кресел и прочей ломаной мебели. Заставленный рухлядью коридор не казался бы такой грозной крепостью без обреза в руках старика. Дуло продолжало смотреть между нами, и это напрягало.
– Первое: на этаж никого не пропущу, даже не просите. Голодовка – проблема шестого. А по теме вашей есть вариант. Хрен его знает, на кой ляд вам ствол сдался, но я в чужие дела не лезу. Чем расплачиваться будете?
– Жратвой! – выпалил Дима.
– Жратва у меня есть, в отличие от вас. – Сидорович усмехнулся в пожелтевшие усы.
– Я сейчас не про пайки говорю, а про кое-что совершенно другое. Сделаем дело и увидишь. Гарантирую, тебе понравится!
Хотелось пнуть разболтавшегося брата под ребра, но черные провалы ствола отбили желание дергаться.
– Допустим, – хмыкнул Сидорович спустя минутную паузу. – Это за патроны. Но за ствол хочу нечто более весомое.
– Да нам на время только.
– Тогда залог. Ценный, – не унимался дед.
– Как-то это капитализмом попахивает. Разве мы не должны делиться? – ляпнул Димка.
– Да я вам патроны готов под честное слово отдать, разве то не по-товарищески?
Я уже трижды проклял эту затею и этот разговор. Снял часы и протянул старику.
– Автоподзавод, корпус из нержавейки, стекло сапфир – не поцарапаешь. Воды не боятся. Циферблат на двадцать четыре часа. Стрелки фосфорные.
– Ого, вещь! – У Сидоровича загорелись глаза. Он сразу примерил часы на руку. – А это что за стрелка?
– Таймер. Уже заведен на три минуты. Как слышишь сирены, нажимаешь кнопку и видишь, сколько у тебя осталось времени до Самосбора.
– Где надыбал такие?
Я промолчал. Единственная память об отце, представителе одной из самых редких в Гигахруще профессий часовщика. Часы, как единственный способ отделить рабочую смену от времени отбоя, всегда пользовались спросом.
– Это залог, – уточнил я твердо. – С возвратом.
Я ненавидел их как символ цикличности собственной жизни. Но представить себя без отцовских часов не мог.
– Ладно-ладно, – пробурчал Сидорович. – Вернете пушку, оплатите патроны, и получишь свой механизм обратно. Минуту обождите.
И скрылся среди заграждений.
– Лёлик, а ты тоже здесь живешь? – спросил Дима у нашего психа. Весь разговор тот молча отколупывал краску цвета засохших соплей от стены.
– Угу.
– Так а чего на четвертом тогда ошиваешься?
– Там их лучше слышно.
Я вспомнил, как Лёлик засовывал голову в мусоропровод. Сложно сказать, куда из него попадают отходы, никто об этом даже не задумывался.
– Кого? – спросил я тихо.
– Известно кого! Тех, кто живет внизу… Что-то бормочут неразборчиво. Но ничего, однажды мне удастся подслушать. Проклятые капиталисты!
– Тьфу на тебя! – Дима рассмеялся.
– Все еще хочешь туда лезть? – Я серьезно посмотрел на брата.
Конечно, я пошел за ним. Мы всё и всегда делали вместе. Огребали тоже. Дурак погубит себя, и, раз уж не получилось его отговорить, проще сгинуть за компанию, чем смотреть потом в глаза Полине.
Сидорович вернулся с еще одним обрезом и коробкой патронов.
– Старый ты черт, у тебя второй есть? Я думал, ты свой отдашь, – восхитился Дима.
– Держи карман шире! Пользоваться хоть умеете? Давай покажу.
…Славка разрисовывал пол на лестничной площадке кусочком мела.
– Почему ты играешь один? – поинтересовался я.
– Катька болеет, – отмахнулся мальчик. – Ой, а что у вас за пазухой?
– Ничего, малец. – Дима плотнее запахнул мастерку, скрывая обрез. – Болеет? А что с ней?