Голованов посмотрел в боковое стекло «газика», в сторону Петровска, произнес:
— Говорят, нашли. Но это ведь прогнозы пока еще. Чего там, сколько там — экспедиция будет устанавливать, изучать.
— Экспедиция у них что надо, — с завистью в голосе произнес Пашка. — Вон у консервного завода они стоят. Машинешки — блеск!
Романцов улыбнулся в усы, поглядел на своего шофера, сказал:
— Они, наверное, лихачеством не занимаются, как ты.
— Что вы, Алексей Фомич.
— Вот тебе и что вы. Тормознуть на большой скорости любишь? Любишь. И рвануть с места — тоже мастак. Так, конечно, любую машину задергать можно.
— Это я, когда без класса был, сейчас у меня — второй.
— Да, кстати, что секретарь насчет цистерны сказал? — перебил агроном.
— Договоренность есть. Дело за поставщиком.
— Хорошо.
— Вот еще что, Виктор Петрович, — сказал Романцов, обращаясь к агроному, завидев впереди знакомые ворота при въезде в центральную усадьбу, — съезди-ка на третью ферму. Что-то там Солодов с зоотехником никак не могут с кормами разобраться.
— Добре, добре, — закивал тучный Голованов.
— А я с отчетами займусь.
Когда директор вышел из машины и взглянул на часы — удивился: было половина первого.
— Сколько на твоих?
Голованов сдвинул край рукава, подтвердил:
— Половина первого.
Алексей Фомич довольно улыбнулся: «Странное дело. Так долго вроде пробыли в районе, а времени еще только половина первого. Вот что значит вопросы решить удачно».
— Ладно. Пообедать надо, а там — за дело. Съезди, — напомнил Романцов еще раз.
— Есть.
6
Алексей Фомич подходил к своей конторе и еще издали увидел у входа троих человек. «Люди-то вроде незнакомые», — подумал Романцов. Своих-то он знал всех наперечет. Ба, да это ж починковцы: Иван Титов, Михаил Лукин, кузнец Буряк, по прозвищу «Ага-да-ну»…
— Здорово, мужики!
— День добрый, — разноголосо ответили те.
— Никак, ко мне?
— Чай, ныне рассветовские мы, к тебе, Фомич, — сказал за всех Михаил Лукин.
— Давайте, — показал директор рукой на дверь своего кабинета.
Починковцы зашли, сняли фуражки, сели у стены. Романцов тоже сел, но не за стол, на обычное свое место, а тут же сбоку стола.
Тут зашел и Самохин. Алексей Фомич поймал на лице Петра Ильича лукавую улыбку, которая говорила: «Не подскажи людям — не догадаются».
— Ну, так что за нужда?
— Нужда не нужда, а знать надо, чем заниматься теперь нам в новом хозяйстве, — пояснил Иван Пантелеевич Титов.
— Что верно, то верно, — Алексей Фомич повернулся к Титову.
— Иван Пантелеевич, правильно я называю? — Романцов нарочито переспросил Титова, хорошо зная, что того зовут Иваном Пантелеевичем. — Ты, например, тракторист.
— Так, — утвердительно кивнул Титов. — С сорок девятого на тракторе.
— Тебе и карты в руки, — сказал Романцов, — нам трактористы во как нужны. Или, может, другую работу хочешь?
— Вот те на, столько лет на тракторе, и вдруг…
Романцов кинул взгляд на остальных. Лукин выжидательно смотрел на директора своими серыми пристальными глазами, молчаливый Буряк изучал носок собственного сапога.
— Я, стало быть, на ферме, — сообщал Лукин, — телят кормлю-пою.
Романцов нацелил карий глаз на собеседника, секунду подумал:
— Ну что ж, будешь у нас на промкомплексе теперь. Идет?
Взглянул на Самохина: как, мол, думает комиссар. Тот улыбался.
Лукин нерешительно посмотрел на Алексея Фомича, перевел взгляд на соседа.
— И кладовщик нужен, комбикорма отпускать некому.
— Дай подумать, с бабой посоветоваться надо, а то она у меня, стало быть, такая…
Самохин рассмеялся. Улыбнулся и Романцов:
— Ну, ну, посоветуйся, потом скажешь.
Очередь была за кузнецом Яковом Буряком, но тот все так же неподвижно сидел, опустив голову.
— Он у нас завсегда первым кузнецам был, а механика лучшего и не найдешь, — ответил за Буряка Титов.
— Дело известное, все знают, — подтвердил Лукин.
— Знаю, знаю, — кивнул в сторону кузнеца Романцов.
Буряк был известным человеком в здешнем околотке. Слишком уж выделялся он среди других. Небольшого роста, но такой плотный и коренастый, что впору хоть ставь его на бок — одинаково будет. Одним словом, кубышка. А кубышка — она и есть кубышка. Был он одним из сильнейших среди своих товарищей, но силой не любил бахвалиться. Подков не ломал (хотя для него это дело пустяшное) — кочергу в узел не завязывал и наковальню молотом ни одну не разбил. Наоборот, был он до удивления бережливый, хозяйственный и смекалистый человек. Подковы он ковал, причем в деле этом обладал завидным умением. А когда лошади начали переводиться — стал присматриваться к агрегатам и машинам. Начинал с самого простого: борона, букарь, сеялка, жатка. Лишь со временем подступился к трактору, а там и к комбайну.