И эхом отозвался ещё чей-то смех!
Камдок вскрикнул и ткнул рукой. Там, над тем, что было Этелвен Тайосом, стоял… Этелвен Тайос! Он был рослым и немного сутулился, как и при жизни, лицо — белая маска ненависти, без единого шрама, зелёный глаз — маяк погибели.
Эом в изумлении замер, но потом, как ни в чём не бывало, двинулся вперёд, вытащил меч и рубанул это явление. Клинок пролетел насквозь, не встретив сопротивления, пройдя через Этелвен Тайоса, словно через отражение на глади пруда.
— Видишь, мой мальчик? Это всего лишь его призрак. Просто нематериальный сгусток. Он не может нам повредить. Вспомни поговорку, известную уже бесчисленные века: «Если ты не можешь разрубить что-то мечом — оно недостаточно материально, чтобы беспокоиться».
Он вновь засмеялся. Камдок выдавил ухмылку.
И, тоже смеясь, дух Этелвен Тайоса проплыл к Эому Сумрачному, наложился на него, лишил воздуха и задушил его, как дым.
Когда мастер умер, Этелвен Тайос обратился к мальчику, скорчившемуся перед ним в беспомощном, лопочущем ужасе.
Прежде, чем сделать что-либо, Этелвен Тайос подождал, дав ему достаточно времени, чтобы обезуметь.
Последнее? убийство? Этелвен Тайоса?
О юности учёного Гутерика известно немногое. Говорят, что он родился в одной из переполненных трущоб какого-то торгово-рыбацкого города на побережье Великого или Восточного Континента, быть может, в Ирташе или Кларисдруйле и что ещё ребёнком он часто сталкивался с голодом, лишениями и смертью. По одной из версий у него имелся старший брат, которого в пятнадцать лет ослепили за воровство, когда Гутерику исполнилось только двенадцать и вскоре после этого его отец сбежал, мать, обезумев, скончалась, а злосчастного брата продали лекарю. В любом случае, нет сомнений, что начинал Гутерик довольно печально.
Каким-то образом Гутерик получил зачатки образования и покровительство супруги тарасианского аристократа и с подобными характеристиками, перебравшись через море с Ирташа на Остров Чародеев, поступил в тамошний университет.
Один из наставников, Ветромастер Эльгемарк, так вспоминал о нём:
— Гутерик оказался хлипким юнцом. Чувствовалось, что ему следовало бы стать коренастым, но он был тощим, чуть ли не скелетоподобным. Лицо у него было измождённое, невыразительное, а глубоко посаженные глаза многих поражали своей таинственностью… о да, это звучит необычно. Таинственность. Даже для возможного волшебника он был таинственен. Подавал большие надежды, да. Ещё я помню, что он начал отпускать рыжую бороду, остроконечную, как тогда было модно у молодёжи. Был ли он хорошим учеником? Да, несомненно был. Лучший, что мне когда-либо попадался. Я никогда не видел, чтобы кто-то ухватывал основы именоприкладства или вызываний так скоро или досконально, как Гутерик. Он усердно трудился, но, полагаю, это его и погубило. Он был одержим. Никогда сильно не сходился с другими учениками, никогда не играл и не ходил на праздники. Они жаловались на его скупость, но одно излишество у него всё же имелось. Еженощно Гутерик трудился при свете лампы, словно маяк, внимательно изучая изучая жуткие фолианты. Не знаю, когда он выкраивал время на сон. Может быть, Гутерик нашёл в одной из тех книг заклинание, останавливающее время. Он прочитал даже больше, чем Мастера, о да. Брат Библиотекарь, Лерад, кажется, всегда присматривал за ним, по своему обыкновению настаивая, чтобы тот читал все эти тома на месте, систематически разнося их по разделам: сперва «Забытые Знания», затем «Запретные», потом «Кощунственные», потом «Неописуемые» — нечеловечески трудно отыскать там что-либо, потому что у тех книг не имеется названий и, под конец, «Жуткие». Даже я сам не листал их. Думаю, Гутерик что-то искал. И, боюсь, он это нашёл. Были ли у него хоть какие-то друзья? Нет, навряд ли. Он держался сам по себе. Конечно, был Цано, деливший с ним комнату. Безобидный паренёк, может, не слишком сообразительный и, конечно, не слишком путёвый. Полная противоположность Гутерика, он вечно играл в кости или лакал чарку за чаркой. Бывало, что в поездках в материк он колдовал на улицах, просто бахвальства ради. Глубокое изучение было не по нему и я понимал, что он не осилит и первый год. Разумеется, он и не осилил, но это произошло из-за ужасной трагедии.
Эта трагедия разыгралась весенним вечером. Недельное Празднество Света приближалось к концу и все обитатели университета, кроме Гутерика, отложили в сторону повседневные заботы и веселились. В эту ночь всех ночей иллюзии не порицались. Это было время для всего, что не видели прежде и никогда не увидят потом. Громадная кристаллическая птица, пылающая бледно-голубым светом, взмыла над островом и скрылась в море, словно второе зашедшее солнце, её образ был захвачен в записывающее зеркало одной смекалистой душой, дабы внушать трепет грядущим поколениям учеников.