Через несколько лун террасы зиккурата огласились криками жрецов:
- Плачьте, сыны Благодатной страны! Умер великий царь! Бог Энки позвал его к себе! Горе нам, живущим!
Весть настигла Октема на полпути в Урук, где он намеревался исследовать систему орошения. И ему пришлось повернуть обратно. Уж он-то хорошо знал, чем грозит кончина царя многим обитателям Этеменигуры, в том числе и Гераю. "Бытие парадоксально, - размышлял он, бешено работая веслом, так что лодка, несшая его по Евфрату, подскакивала на волнах. - Да, конечно, Энки любит божественного царя Ура. Но тут не обошлось без жрецов, приказчиков Энки. Даю голову на отсечение: столь внезапно помог умереть царю-богу его племянник Иди-Нарум. Как же спасти Герая? Что придумать?"
Ваятель стоял в нише, на четвертой террасе, обсаженной финиковыми пальмами, и неотрывно смотрел вниз, на придворных. Под звуки арф они поднимались с первой террасы на третью, к ложу царя.
За толстыми стенами теменоса бурлил, волновался священный Ур. Близился вечер. Горячий ветер из пустынь за Идиглату-Тигром упал. С улиц возле Этеменигуры слышались скорбные голоса. Толпы горожан, воздевая руки, разноголосо кричали:
- Зачем ушел ты от нас, великий царь?!
- Что делать нам, остающимся жить?
Знатных особ рабы несли к Этеменигуре в паланкинах. Ваятель различал цветные накидки из шерсти, отделанные пурпуром розоватого, фиолетового, синеватого отлива, одежду, усыпанную драгоценностями.
Послышались тяжелые шаги, неожиданно появился Иди-Нарум, взял Герая за плечо:
- Скройся, покинь Ур! Скоро выйдет луна, начнется погребальный пир. И тогда будет поздно!
Иди-Нарум дышал часто, шумно. Видно было, что он почти бежал, спешил предупредить Герая. Властное лицо его было угрюмым, озабоченным.
- Почему поздно? - машинально спросил Герай.
- После восхода луны отсюда не уйти. Все лестницы перекроют воины царя, ответил Иди-Нарум.
- А ты, господин? Разве ты...
- Да, я остаюсь. Обо мне не печалься. - Иди-Нарум скривил губы в загадочной усмешке. - Тебе приуготовано умереть! - он с силой сжал плечо Герая. - Ты - "друг царя", значит, должен последовать за ним, в обитель Энки... Беги с Этеменигуры, пока есть время! Через два дня возвратишься ко мне, ибо я ценю твои знания! Вот знак... - царский племянник протянул ему золотую печатку.
Герай отвел его руку, спросил:
- Ты, господин, родственник царя. Значит, тоже уйдешь за ним?
- Я служу не царю, а богу Энки! - пренебрежительно сказал Иди-Нарум. - Это я могу заставить всех, кому надлежит, выпить напиток смерти.
- Но и тебе надлежит уйти в конце концов вслед за царем. Разве не так?
Иди-Нарум молчал, сжимая в руке печатку. Он думал о заветном:
"Вот пришел мой день. Мне удалось отправить дядю-царя к Энки. Тонкий яд с засахаренным миндалем... А впереди самое трудное: как сохранить жизнь царице Инниру, чья красота будоражит кровь и разум? Ведь она обещала стать моей женой!.." Перед ним стояло ее прекрасное лицо, в ушах звенел вкрадчивый низкий голос: "Мы будем править вместе". Иди-Нарум покачал головой: "Нелегко спасти тебя, Инниру, от чаши забвения. Жрец-виночерпий не мой человек. Не пойму, кому он служит. Я не успел еще убрать его".
И теперь он мучительно размышлял, глядя на рощу у подножия Этеменигуры. Там работали сотни полуголых рабов, спешно возводивших царское погребение несколько обширных камер в грунте, наклонные коридоры, ниши. Глухо стучали кирки, вздымая красную пыль; мелькали руки, мотыги, заступы. Едва рабы заканчивали камеру или коридор, как служанки в ярко-красных платьях торопливо застилали влажные полы цветными циновками. Надсмотрщики торопили изнемогших рабов, ибо мертвый царь тоже спешил.
Наблюдая за толпой знати и придворных у ложа царя, Герай с презрением думал: "Что они чувствуют, что у них на душе в этот час? Вот они богато жили, сладко ели и пили, мучали рабов и бедняков, принуждая возводить холмы-зиккураты, храмы и дворцы. А теперь покорно уйдут в небытие, испив на тризне чашу забвения! Глупцы. Или смерть для вас - праздник?" Сын вольных просторов, он не понимал, точнее, не принимал мрачных обычаев Благодатной страны, осуждал робких людей Двуречья. Как можно сносить такое зло и не сделать даже попытки подняться на борьбу за свободу?
Он покосился на Иди-Нарума: "А ты, почтенный, не так глуп, как бараны в пышных одеждах, что служат царям. Ты-то покорно не выпьешь напиток забвения. Ты хочешь жить, чтобы стать царем вместо дяди? И даже мечтаешь взять в жены Инниру... Ту самую госпожу, что я встретил в первый день. Она и со мной вела темную игру. Нет, надо узнать, чем все это кончится".
- Я остаюсь на Этеменигуре, - твердо сказал Герай. Иди-Нарум притянул его к себе, жестко спросил:
- Ты жаждешь смерти?
- Я чту волю царя и обычай, - с усмешкой ответил ваятель.
Иди-Нарум в досаде хлопнул себя по бедрам и, повернувшись лицом к востоку, где висела на небе огромная медная луна, простер к ней руку:
- О боги! Он просто глупец!
Внизу торжественно зазвенели арфы, им вторили флейты. Мерно забухали бубны, гнусаво запели рога. Вдоль лестницы, ведущей к ложу царя, зажглись светильники и факелы. Придворные подняли ложе на плечи, и оно поплыло в воздухе, мерцая инкрустациями из лазурита и золота. Хор жрецов пел:
О господин, уходишь ты в обитель Энки!
Лев Благодатной страны, зачем покинул ты Ур?
Сгибаясь под тяжестью царского ложа, придворные ступали медленно, осторожно. Ваятель шагнул к лестнице, чтобы влиться в живой поток, ползущий по широким ступеням, - туда, где в свете факелов сверкали золото и серебро украшений, полированная медь шлемов, копья, бусинки ожерелий... Иди-Нарум преградил ваятелю путь.
- Куда собрался, безумный? Остановись! Нет, я заставлю тебя слушаться. Мои люди завяжут тебя в мешке и кинут в болото - к змеям и пиявкам. Нет, это будет не сладкая смерть на тризне, когда не знаешь, что пьешь: яд или снотворный напиток!
- Зачем бежать? - хмуро сказал Герай, не глядя на Иди-Нарума. - Видеть погребение царя Благодатной страны выпадает не каждому простому смертному. Я остаюсь. Но твои люди дадут мне вино, а не напиток забвения.
Они спускались на вторую террасу, и Герай про себя улыбался:
"Да, ты хитер, Иди-Нарум, но я тоже не прост. Царица Инниру не станет твоей". Он исподлобья глянул на царского племянника. Герай вспомнил тот сумрачный покой, где впервые увидел Инниру. Она подобна цветку лотоса в водах Евфрата, она как солнце и луна! Мог ли он, сын простого скотовода, мечтать о ней? Быть с Инниру - счастье. Но как забыть родину? Ему часто снились зеленые воды Моря Каспов, родные степи и горы. А тут, на Этеменигуре, он чувствовал себя как в темнице. Герай не знал, что Инниру помогла Иди-Наруму спровадить своего супруга к Энки. Племянник царя мечтал сделать ее своей женой и обещал избавить от чаши забвения. Но... коварная Инниру подкупила виночерпия, чтоб он дал Иди-Наруму вместо вина напиток смерти. И тогда она сама становилась властительницей Благодатной страны.
Лучи восходящего солнца коснулись храма на вершине зиккурата, и ваятель забыл обо всем. В который раз он залюбовался Этеменигурой. Наклонные стены, приподнятые края террас, мягкие изгибы, выпуклые стороны основания гигантской пирамиды - все рождало иллюзию, будто храм на вершине достигает неба и бог Энки может спускаться к молящимся прямо по лазурной тверди небосвода.
Тесно прижавшись плечом к Октему, ваятель сидел в ряду "друзей царя" - в главной камере погребения. Он все еще не верил, что друг снова с ним, что он здесь. Октем появился ночью, примерно за час до разговора Герая с Иди-Нарумом. Во мраке кельи ваятеля Октем будто возник из воздуха, так что Герай в испуге вскочил на ноги. Октем был в тунике жреца, каких много сновало по зиккурату. "Ты вернулся, друг? - прошептал Герай. - На Этеменигуре настали плохие времена. Ты говорил верно: бытие таит неожиданности. Внезапно умер царь! Или ты знаешь об этом?" - "Да, мне все известно, друг. Знаю и то, что тебе грозит смерть. Я помогу тебе". - "А как?" Октем молвил загадочно: "Увидишь! Только слушайся меня. А теперь иди. Скоро начнется... Я тоже буду там".