Агирре увидел красную скатерть на одном из столиков, рванул ее к себе, сделал несколько движений, как на корриде, и набросил скатерть на хозяина.
Агирре рассказал, что аэродром Таблада недолго находился в руках республиканцев, мятежники захватили его очень быстро. А еще до того, как в бутылке коньяка «мартель» показалось донышко, Кертнер узнал, что 5 ноября из Альбасете на аэродром Алькала де Энарес, севернее Мадрида, перелетели первые русские эскадрильи. Уже на следующий день они встретили в небе Мадрида «Юнкерсы», «фиаты» и сбили девять самолетов.
Сражение за Мадрид идет в последние дни с чрезвычайным ожесточением, войска Мола и авиации несут большие потери. В связи с этим эскадрилью Аугусто Агирре через неделю перебрасывают поближе к Мадриду, на прифронтовой аэродром.
Кертнер воспользовался разрешением Агирре и поднялся на крыло новой модели «мессершмитта» и затем посидел на месте пилота, примеряясь к управлению, глядя, удобно ли установлена доска приборов, запоминая, как на ней расположены все кнопки, ручки и рычаги…
Его мало интересовали самолеты, которые уже воевали с республиканцами, потому что те уже сбили над своей территорией самолеты всех марок, а значит, республиканцы и наши авиаторы имели полную возможность обследовать и препарировать машины на земле, досконально их сфотографировать, снять размеры и так далее.
Кертнера прежде всего интересовали новинки в оборудовании, новшества в технической оснастке, вооружении моделей самолетов, изготовленных на немецких и на тех заводах, которые только считались итальянскими, а по существу были дочерними предприятиями авиационных фирм, прислуживающих Гитлеру. Иные, может, еще не попали на конвейер, им устраивали в небе над всей Испанией последний экзамен в ходе боев с республиканцами и советскими добровольцами. И разве не естественно для австрийского авиаинженера интересоваться тем, как ведут себя в полетах приборы, изготовленные по патентам, проданным фирмой «Эврика»?..
Аэродром дважды бомбили наши, и оба раза безуспешно. Он огорчился, что республиканцы бомбили недостаточно метко, явно не знали системы зенитного огня над аэродромом (вот бы сообщить точные адреса зениток!). И в то же время обрадовался, что бомбы упали в стороне от взлетной дорожки — кому же охота пострадать от своего осколка?
«А все-таки у республиканцев и наших добровольцев нету тех бомбовых прицелов, за которыми я охотился последний год», — подумал он в минуту бомбежки.
Ведь не мог же штурман бомбардировщика принять за посадочную полосу шоссе вдоль аэродрома. Скорее всего, этот штурман не имел хорошего бомбового прицела. Он разукрасил шоссе воронками, а попутно выкорчевал бомбами десятка два апельсиновых деревьев — их ветви гнулись под золотой тяжестью плодов.
Нечего и говорить, что после пустой бомбежки вновь собрались в таверне.
В таверну вошел испанский летчик — худощавый, с резкими движениями, холодным и надменным взглядом.
— Бутылочку моего, да похолоднее!
— Хименес, из нашей эскадрильи, — отрекомендовал его Агирре, когда вошедший подошел к их столику. — Мой друг Кертнер, летающий коммерсант.
— Завидую тебе, перелетаешь в Толедо, — сказал Хименес, не расположенный к шуткам. — Десять минут лёта до Мадрида! Но почему так срочно?
— Думаю, из-за русских… Слышал, что творится над Мадридом? И днем, и ночью… Большие потери…
— Особенно драчливы эти русские «чатос», — сказал Кертнер.
— Мы с курносыми не церемонимся, — ответил Хименес зло. — Слышали? Один красный заблудился и сел вчера к нам под Сеговией.
— Ну и что?
— Разрубили его на куски, запаковали в ящик, привязали к парашюту и сбросили с письмом: «Подарок командующему воздушными силами. Такая участь ждет его самого и всех красных». Воображаю, как красные обрадовались подарку! — Хименес заржал.
— А если бы ты сыграл в такой ящик? — спросил Агирре. — Настоящий летчик и христианин до этого не унизится…
— А тебе не позволяет голубая кровь? Твой фамильный герб? — Хименес вышел, не прощаясь.
Если только не заниматься расспросами и не слыть любопытным, в таверне при аэродроме можно услышать много интересного.
Не один бокал мансанильи выпил Кертнер (когда требовалось — и через силу) в той таверне, не однажды щедро угощал соседей по столику.
А какой богатый прощальный ужин устроил Кертнер накануне отлета Агирре!..
В тот памятный день на аэродроме приземлился грузовой «юнкере» без опознавательных знаков, и оттуда вышел пассажир с удивительно знакомой внешностью: невысокого роста, совершенно седой, с молодым румянцем на щеках.