Другой любопытный факт, что я узнал из просмотренных бумаг, было то, что то самое заброшенное поместье как раз принадлежало старшему сыну Акмельса. Первые подозрения возникли, когда в одном из писем сына к отцу я наткнулся на фразу «мы живем всего с двадцати милях друг от друга». Далее я обратился к счетам и нашел оплату за строительство целого дома. В документе особо оговаривалась дополнительная такса на то, что дом, по желанию заказчика, предполагалось строить прямо посреди леса.
Несмотря на то, что я нашел ответы на вопросы, как заброшенная усадьба оказалась в лесу и кто в ней жил, гораздо более важный вопрос о том, что же в нем произошло, опять остался без ответа. Орден, если и смог вытащить из задержанных ответ на этот вопрос, ни со мной, ни с Варгисом не поделился. Никто из жителей этой, казалось бы, тихой провинции ответа тоже не знал. И Нарзали, и Увельси, и Зиннеры о старшем сыне виконта старого Акмельса вспоминали с трудом, и никто из них не мог вспомнить о том, что тот когда-то жил по соседству. Способа снять наложенное на них неизвестно кем забвение я отыскать не смог.
В попытке отыскать ответ, в том числе и на эти вопросы, я, некоторое время спустя оказавшись в столице, даже отыскал бывшую компаньонку Матильды Акмельс, пожилую даму, в задачу которой входило выводить девицу в свет.
— Необычная молодая женщина, — вспоминала та о своей подопечной. Учитывая, что через ее руки прошли десятки девиц, характеристике профессиональной компаньонки стоило доверять. — Нет, не большая любительница балов, посещала редко, — с сожалением перечисляла она, — и по лавкам модным не часто ходила. Салоны посещала, но с другими девицами не сдружилась, на юнцов не заглядывалась, больше с господами в летах общалась — но все чинно и прилично. Училась чему-то. Мода сейчас такая, что каждая молодая барышня курсы какие-то посещает. И всегда она знала, что делать. Куда идти, что покупать, с кем и о чем говорить. У меня она советов не спрашивала, но мне казалось, что не сама она все это знает, а будто направляет ее кто-то.
Но все это было позже. А в тот день я в третий раз встретился с орденской посланницей уже после обеда, который, впрочем, пропустил из-за обыска в доме Кракела. Перед крыльцом усадьбы Нарзаля стоял совсем не деревенского вида абсолютно черный мотодиль, а в двух шагах от него госпожа Сазеренн в своем черном орденском одеянии. На самом крыльце, пытаясь прикрыться слишком тощими для него колоннами маячил младший Зиннер, с физиономией, когда ту было видно, настолько кислой, будто целиком съел целое ведро клюквенного соуса, правда, без особых ингредиентов от госпожи Матильды.
— Господин Винтерфилд, — кликнула госпожа легат, хоть в этот раз меня заметив. — Я уладила ваш вопрос с господином Мореном.
Я удивленно приподнял бровь.
— Он готов вас простить за причиненный вами ущерб и беспорядок, — добавила она, внимательно рассматривая ожидающий ее экипаж, — если вы согласитесь установить на его лаборатории самую лучшую магическую защиту.
— Вы знаете, что это невозможно, госпожа Сазеренн, — тихо ответил я, недоумевая, зачем орденской посланнице потребовалось давить на эту невозможно большую для меня рану.
— Господин Морен согласился приготовить для вас зелье, — теперь она проверяла, хорошо ли надеты на руки перчатки, — которое нивелирует действие наркотика. Если сможет открыть свою лабораторию, разумеется, — добавила она, быстро взглянув на меня, и мне, болвану, показалось, что в ее глазах блеснули искры.
— Я справлюсь, — ответил я уже с другим настроем. Что может быть хуже для мага, чем потеря сросшихся с его сутью магических способностей? Впрочем, оказалось, что есть еще кое-что.
— Вы уже уезжаете? — поинтересовался я, хотя ответ был очевиден.
— Да, господину Морену потребовалось передать срочное сообщение в столицу, а я как раз туда собиралась, — сухо ответила она, теребя тонкую кожу перчаток, и мне весьма некстати вспомнились ее пальцы, сжимающие мои плечи. А почему-то хотелось, чтобы она снова повторила те слова, чтобы они оказались правдой. Но госпожа легат молчала, а колонны на веранде не скрывали топорщащихся ушей младшего Зиннера.
— Что же, удачной поездки, госпожа Сазеренн, — сказал я и развернулся в сторону дома. В конце концов, мне предстояло заново допросить барона и баронессу, чье соучастие в делах племянницы ее супруга требовало разъяснений.
— Господин Винтерфилд, — снова окликнула меня госпожа легат, не успел я сделать и шага. — Я знаю, о чем вы думаете! Я хочу, чтобы вы знали, что это все неправда, — произнесла она, побледнев, и, наконец, посмотрела мне в глаза.