– Эрик! Ты куда? – голос не был похож ни на Элизабет, ни на воспитательниц, но он был так хорошо знаком ему. Рик не решал обернуться: голос был приятен ему, но почему-то вызывал такую злобу, что мальчик боялся в ярости нанести вред тому, кто стоял за его спиной, – Ну же, обернись. Не узнаешь меня? – голос расхохотался. Рик обернулся. Перед ним стояла высокая стройная женщина. По её плечам спускались длинные кудрявые волосы, такие же рыжие, как у самого Рика. Что-то в её лице напомнило мальчику подругу, и он спросил:
– Элизабет?
Она грустно вздонула и поправила ленту, опоясывавшую её тонкую талию. Длинное белое платье, походившее бы без этой зелёной ленты на мешок, оголяло только руки и выступавшие на бледной коже ключицы:
– Мы с твой сестрой, конечно, похожи, но…
– Она мне не сестра! – оборвал её Рик, – Мы очень хорошие друзья.
– Ты что же, – женщина подола к Рику ближе. Теперь её рука спокойно бы дотянулась до руки мальчика. Она сделала попытку положить свою руку ему на плечо, но тот сделал резкий шаг назад, – совсем ничего не помнишь?
– Что ещё я должен помнить? – Рик скорчил лицо так, словно перед ним стояла предательница, и разговаривать с ней было ему мерзко.
На изумрудных глазах женщины выступили слёзы, от чего цвет их стал ещё боле насыщенным:
– Только не здесь. Не подходящее место… Пойдём со мной! – она протянула длинную тонкую руку. Рик рассмотрел её кисти – они были так знакомы ему, словно бы он видел их когда-то, но так давно, что вспомнить теперь не представлялось возможным.
– Я с Вами никуда не пойду. – Он сделал шаг назад и, крепко стиснув зубы, смотрел на женщину, стоящую перед ним. Подол её белого платья развевался на ветру, – Если бы я увидел её наяву, я бы наверняка принял её за приведение, – подумал он.
– Ты и в прошлый раз так ответил… Аккуратнее с Лизой – она, всё-таки, твоя сестра… – Она шумно выдохнула и, развернувшись, направилась вдаль. Эрик развернулся, чтобы сделать то же самое. Он взглянул на солнце. Слова женщины повторялись у него в голове, как на заевшей старой пластинке. Перед глазами стоял её образ.
– Такой близкий и такой далёкий, – прошептал он, – В прошлый раз?.. Мы ведь виделись впервые…
Как только он произнёс эти слова, зелень, окружавшая его, и солнце, слепящее глаза, тут же пропали. Рик погрузился в кромешную темноту.
– Рик. Рик. Рик. – повторял кто-то. На секунду ему показалось, что это та же женщина, но в следующее же мгновение он понял, что перед ним Диана. – Ты слышишь меня, Рик? – Мальчик пытался ответить, но губы его не слушались, а язык онемел, – Он в сознании, – продолжала воспитательница Рика и Лизы, – но ни слова. Жить будет. Ты умница, Эрик, я горжусь тобой.
Следующее утро для домика лесника началось с громких криков у реки. В статичной ледяной воде лежала Лара. Её тощее тело было укрыто одеялом пресной воды. Соприкасаясь с изрезанной кожей девочки, вода становилась немного белее, а по краям шрамов замерзала в крошечные хрупкие льдинки. Лето заканчивалось и близилась осень. Из года в год она обрушалась на города, деревни и леса неожиданно и пугающе. Перепады температур можно было заметить не только по воде. Воздух был таким промёрзшим, что даже теплая куртка не спасла бы от холода. Но ребятам, на телах которых были лишь летние шорты и изорванные футболки, холод не мешал. Он становился спасением. Лара кое-как дошла от домика к реке и легла в воду, чтобы заглушить боль. Шрамы не то, чтобы не заживали, но становились шире и, вытягиваясь на коже, кровоточили. Багровые капли расползались по воде, сливались и окрашивали воду возле Лары в розоватый оттенок. Она стонала, но не от боли, а от облегчения. Каждая частичка её тела впитывала холод воды, который должен был поглотить её боль.
А в домике лежал молодой парень, ногу которого пришлось всё же ампутировать, чтобы сохранить ему жизнь. Возле обрубленной конечности, перемотанной широким бинтом, сквозь который уже просачивался непрекращающийся поток крови, лежал лёд, насыпанный в зелёную наволочку. Этот холод тоже должен был забрать боль мальчика. Но он не справлялся со своей работой. Да и вряд ли это теперь как-то ему поможет. Снять телесную боль, остановить кровотечение – проще, чем унять душевную. Неполноценность будет преследовать мальчика всю жизнь. Теперь она будет длинной, но сможет ли она быть жизнью?
За стенкой, в паре метров от Рика, лежала улыбающаяся Элизабет. На её голове лежала полотенце, вымоченное в холодной воде. Рядом сидела Диана: