«Кто виноват в том, что с ним случилось?
Глупые думают, что это сделал бог».
Под красноармейцем был старательно с нажимом и за витушками написан по-русски акростих:
— Кто этот Давид? — спросил Канфель, прочитав акростих и всматриваясь в лицо красноармейца.
— Брат Рахилечки! — ответила тетя Рива, накрывал стол синей скатертью, хранящей следы чернильных и жирных пятен. — Его убил махновец! — Она поднесла угол фартука к глазам — Такой красавец! Такой добряк!
Тетя Рива поставила на стол кринку молока, положила два ломтя пшеничного хлеба и села на табурет подле окна. На окне лежала левкина суконная курточка, на ней были большие заплаты, а на этих заплатах — маленькие. Тетя Рива надела на нос очки, заложила за уши скрученные вдвое веревочки, взяла иглу, и очкастые заплаты стали размножаться на левом рукаве.
— Огонь мальчишка! — сказала она, качая головой. — Чтоб посидеть минуточку — так нет! Дай ему волю, он весь мир пробежит и не устанет!
— Живой мальчуган! — согласился Канфель, наливая себе в стакан молока. — Внучек?
— Племянник! Сын покойной сестры!
— Давно она померла? — заинтересовался Мирон Миронович, хотя ему было безразлично, кто и когда умер.
— Ее тоже зарезали беляки! — ответила тетя Рива, не поднимая головы.
Мирон Миронович налил второй стакан молока, попросил у тети Ривы еще кусок хлеба и, макая его в молоко, обсасывал, жевал. Канфель отставил от себя недопитый стакан, показывая, что пища не идет ему в рот, и, вкладывая в свои фразы злую иронию, произнес:
— Добровольцы гнали махновцев, махновцы петлюровцев, петлюровцы григорьевцев, григорьевцев красные, и наоборот! Кто же отвечал за поражение? Евреи! Они потомственные почетные козлы отпущения!
— Это вы зря! — возразил Мирон Миронович, отрывая губы от стакана. — Не всех евреев били, а били с выбором! Еврей еврею рознь! Другого и стоит!
— А русский русскому не рознь? — быстро спросил Канфель, явно намекая на своего собеседника. — Другого русского тоже стоит!
Тетя Рива вывернула наизнанку рукав курточки, приложила заплатку, обрезала ножницами и, вздохнув, посмотрела на Мирона Мироновича:
— Вы таки правы, не всех побивали! — проговорила она, принимаясь за иглу. — Ой, не всех! Наш богач Марголин нанял себе офицера, и он шел за ним, как собака!
— В семье не без урода! — сказал Мирон Миронович, об офицере и, видя, что тетя Рива проводит пальцем под очками, подумал: — Глаза на мокром месте!
Он боялся, что тетя Рива рассердится, расскажет все Рахили, а от Рахили, секретаря поселкома, во многом зависела судьба Москоопхлеба. Зная, какое значение имеет сказанное вовремя слово, Мирон Миронович настроил свой голос на трогательный тон, и улыбчивый зайчик запрыгал на его губах.