Арендатор — сын генерала Бондарева, бывшего хозяина гостиницы, — был третьим богом в «Пале-Рояле». В противоположность гипсовым богам он требовал поклонения, приношений, занимал лучший номер, любил кушанья с иностранными названьями и красивых номеранток. Для номеранток независимо от их собственных имен он установил французские клички: в первом этаже они назывались Луизами, во втором Клотильдами, в третьем — Кларэттами, а в четвертом — Мадленами. Еще отличался Бондарев-сын от богов худощавостью, капитанской фуражкой с черным лакированным ремешком и дурным запахом изо рта, за который покойный отец-генерал прозвал сына полковым козлом. (Этот козел ставится на ночь в полковую конюшню, чтоб отвратительной своей вонью отпугивать от лошадей цапкого зверька, ласку.)
Бондарев-сын не был чужд духу времени, и, отремонтировав в гостинице кладовку, помещавшуюся рядом с кухней, устроил красный уголок. В этом уголке висели не только портреты вождей революции, но стоял аляповатый книжный шкаф, где, кроме брошюр по индустриализации и агрикультуре, выпирали книги-тяжеловесы в кожаных переплетах с инициалами Бондарева-отца: «Пребывание Александра III Самодержца в Гатчине», «Морская хроника» Новиля, «Хроника английского парламента за восемнадцатый век», мемуары кардинала ла-Рошфуко, «Освобожденный Иерусалим» Торквато Тассо, сочинения князя В. Ф. Одоевского, князя И. М. Долгорукова, стихотворения К. Р. (Константина Романова) и много других книг по истории, философии и художественной литературе. Культурно-просветительная деятельность Бондарева-сына не нравилась его родственникам по линии отца; но на самом деле, они завидовали ему, потому что жили в собственных дачах, сдавали внаем комнаты с пансионом и видели в арендаторе «Пале-Рояля» беспощадного конкурента. Вражда их была неощутима для Бондарева-сына, родственники нуждались в его деньгах, связях и при крайней нужде могли устроить своих дочерей в номерантки гостиницы. Кроме того, по мнению родственников, Бондарев-сын обладал талантом жанрового рассказчика, и любая вечеринка без него была, как шампанское без газа. Надвинув капитанскую фуражку на затылок, Бондарев-сын выставлял ладони на уровне плеч и со смаком подражал еврейскому акценту:
— И ка-ка-я ра-ажни-ча мьеж-ду….
Анекдоты «на разницу» Бондарев-сын вынашивал с любовью, репетировал с вдохновением, и они стали его коньком. Анекдоты раскрывали перед ним не одно женское сердце, не одни нужные двери, и кто-то из благодарных поклонников прозвал его графом Разницей. В юности Бондарев-сын с ненавистью слушал первое свое прозвище: «полковой козел», второе же, с титулом графа, он принял восторженно, и, если бы года через два его назвали по фамилии, он очень удивился бы. И, действительно, чем он был хуже настоящего графа, когда в сером спортивном костюме ехал верхом на собственной кобыле и небрежно постегивал стеком по желтым крагам? Он слышал: ветер трубит в серебряные фанфары, прибой, как барабанщик, бьет зорю. Бондарев-сын воображал, что на его плечах лучезарные погоны корнета, наслаждался морем, кобылой и собой. Он прикладывал к капитанской фуражке два пальца, отдавая честь старым знакомым, осаживал пегую кобылу перед женщинами и гарцевал на месте, словно был на военном смотру. Слегка наклоняясь, — тонкошеий и толстогубый, — он рассказывал скороспелый анекдот «на разницу» и, сжимая бока кобылы, ставил ее против ветра, чтоб отвести свой злокачественный запах от восторженных женских ноздрей.
— Граф! — захлебывались смехом женщины. — Ваше сиятельство!
2. ОТВЕТСТВЕННЫЙ БОЖОК
В четырехэтажном «Пале-Рояле» было пятьдесят восемь номеров, номера мало отличались друг от друга, цены их возрастали прямо пропорционально количеству мебели, а из мебели главную роль в цене играл умывальник с зеркалом. Из номеров самыми лучшими считались шестирублевые, двухкомнатные, — сорок седьмой и восьмой. В первой комнате, предназначенной для спальни, находились: деревянная кровать с выточенными вместо шишек купидончиками, тумбочки со стеклянными крышками, ковры с рисунками, изображающими любовные сцены, и мраморный умывальник с двумя кранами, овальным зеркалом и полочками. Вторая комната была меньше размером, носила деловой характер, у окна помещался стол с письменными принадлежностями, у стены — шкаф, в который поместилось бы пар двадцать платьев, на стене — картина: копия с «Княжны Таракановой» К. Флавицкого, а в углу — диван и плевательница с дубовой крышкой, поднимающейся нажимом педали. Из-за дорогой цены оба номера редко сдавались внаем, обыкновенно, в одном из них, сорок седьмом, проживал граф, в нем же помещалась контора, — штаб гостиницы и ресторана.