Еще когда был Трушин, Ирма не понимала, почему Мирона Мироновича, директора театра, интересует пшеница; но она знала, что частные антрепренеры занимаются подсобными коммерческими операциями, чтобы содержать свой театр. Мирон Миронович величал ее своей премьершей, обещал подписать с ней контракт и при подписании дать еще пятьсот рублей. Танцовщица со страхом подумала, что Сидякин откажет Мирону Мироновичу в какой-то отсрочке, а Мирон Миронович не станет с ней заключать контракта. Касаясь губами сидякинского уха, Ирма шопотом рассказала, в каком денежном затруднении была и как выручил ее Мирон Миронович. Прикосновение губ опьянило Сидякина, он слушал, но не слышал, что говорит Ирма, и старался продлить наслаждение. Перешивкин также не понимал, почему Мирон Миронович говорит о пшенице, хотел спросить, но, считая себя обиженным, решил первым не обращаться к обидчику. (Любопытно, что только после чтения обвинительного акта Перешивкин, Сидякин и Ирма узнали, как ловко их одурачил Мирон Миронович, и заявили об этом суду. Заявление сразу разбило этих господ на два враждебных лагеря и помогло установить, в каких взаимоотношениях находились все подсудимые.)
— Ну-те-с, товарищ! — сказал Сидякин, взглянув на Мирона Мироновича и вытирая платком мокрое ухо. — Госхлебторг пойдет вам навстречу! Но делается это исключительно по государственным соображениям! — прибавил он, останавливая пытающегося открыть рот Мирона Мироновича. — Ваш Москоопхлеб носит нездоровый характер. Государству же нужен в хлебной промышленности здоровый помощник, не обремененный долгами.
— Мамочка! — только мог произнести Мирон Миронович и заплакал. — Запряги меня! Заставь возить воду! Всей семьей рабами тебе будем! — и, подойдя к Сидякину, он обнял его и поцеловал.
Амалия Карловна расправила свое платье, как розовый абажур на лампе, улыбаясь и краснея, подошла к Сидякину, к изумлению его присела в реверансе и, сложив руки, как в кирке, сказала:
— Герр директор! Я имею один просьба за мой Николай Василиш! Он остается без служба! Das ist aufrührerisch! Назнашайть его нах Москау!
— Сегодня женщины проявляют широкую инициативу! — сказал Сидякин, воодушевляясь и посматривая на Ирму. — Раскрепощение женщины — залог нового социалистического быта! Товарищ хозяйка! — обратился он к Амалии Карловне, вставая и еще больше воодушевляясь. — Я принимаю к сведению ваше заявление! Ну-те-с? Я предлагаю вашему мужу явиться ко мне в обычные часы для детальных переговоров!
Мирон Миронович побежал на кухню, вытащил из-под стола корзиночку, распаковал и достал четыре бутылки шампанского. Амалия Карловна принесла поднос с фужерами, вытерла их полотенцем, и фужеры вспыхнули, как лед на солнце. Мирон Миронович сорвал оловянный колпачок с бутылки, раскрутил проволоку, по плечи ввинтил штопор и, зажав обернутую салфеткой бутылку между колен, выдернул пробку.
— Гоп! — крикнуло шампанское и, плюнув, подскочило.
Амалия Карловна понесла в столовую поднос с фужерами, в них заиграли рыжие полулуны, в полулунах снизу вверх пошел газовый снежок. Мирон Миронович положил в розовую фаянсовую вазу кисти винограда, поставил ее рядом с подносом, и сквозь румянец вазы заиграла зеленая кровь винограда. Когда все взяли фужеры, фруктовые тарелочки и положили себе винограду, Перешивкин поднялся со стула:
— Друзья! — начал он, подняв свой фужер. — Я долго думал, прежде чем решил поделиться с вами в некотором смысле интимной новостью!
— Я, как старший, принужден вас прервать! — воскликнул Сидякин, которого Ирма дважды толкнула носком ботинка. — Довожу до всеобщего сведения нижеследующее, — при этих словах Сидякин встал и торжественно произнес: — Завтра в одиннадцать часов утра в местном загсе…
— Постойте! — сказал Перешивкин, испугавшись за Амалию Карловну. — Я сам…
— В местном загсе я регистрирую мой брак с гражданкой Пивоваровой-Векштейн, после чего по желанию моей жены, верующей, мы закрепляем наш союз при содействии служителя православного культа. (Ирма встала рядом с Сидякиным, взяла его под руку и склонила ему на плечо голову.) — Я приглашаю вас всех в качестве свидетелей, а потом в качестве гостей в «Пале-Рояль»!