А ведь сражаются в фильме северные и южные корейцы — кровные братья, трагически разделенные судьбой и барьером идеологий. Тема слишком больная, слишком глубокая. Она не умещается в рамки стандартного голливудского боевика. Чтобы художественно осмыслить ее, нужно было либо придумать принципиально другое жанровое решение, либо… не касаться этой темы вообще.
К сожалению, «Шири» — не единственный случай безрассудного подражательства. Весьма показательный пример — недавний кинематографический хит «Ложь». Еще одна дань глобализации — попытка эротики. И опять — не жанр плох, плохо художественное решение. У чувственных итальянцев эротические фильмы получаются здорово — со светлой музыкой, непринужденными движениями, прелестными женщинами и страстными мужчинами. Эти фильмы дышат южным морем, солнцем, веселой и грешной свободой. А «Ложь» вышла унылой, скованной и грубой порнографией, герои которой на протяжении всего фильма тупо, старательно, без малейшей искры вдохновения, как в бане, лупят друг друга палками по голым задницам. Чувствуется, что режиссер корейского фильма усердно проштудировал все мыслимые пособия по садо-мазохизму и со школьной аккуратностью перенес описанные действия в свой фильм. Спрашивается — зачем? В традициях корейской культуры, хотя и в малой степени, но присутствует свой эротизм – хотя бы в том же «Сказании о Чхунхян».
Он не откровенен, не порнографичен. Он передается, как в персидской культуре, символами, иносказаниями, красивыми стихами. У корейских любовников существовали свои ритуалы флирта, игры. Думаю, есть они и сейчас, и вполне достойны художественного осмысления. Но режиссер предпочел уже проторенный кем-то путь. И получилось плохо — как пиджак с чужого плеча.
А ведь корейцы могут хорошо делать не только серьезные фильмы, вроде тех фестивальных, о которых я рассказала. Свои «облегченные» тенденции в корейском кинематографе тоже есть.
Здесь порой создаются неплохие лирические комедии, вроде «Иска соломенной вдовы». Есть в Корее «ужастики» с участием родных «квисин» (привидений, чертей), красочные исторические фильмы — их по корейскому телевидению с удовольствием смотрят не только корейцы, но и иностранцы. Не понимают ни слова, а смотрят. Потому что это интересно, ярко, самобытно. Потому что это — творчество.
Почему же корейские режиссеры — причем не нахальные халтурщики, а признанные мастера — порой так легко и с готовностью отказываются от настоящего творчества? Зачем копируют Запад, да еще так неумело? Ладно бы корейское кино зависело от иностранных продюсеров и вынуждено было танцевать под их дудку — нет ведь, свои кровные воны платят за эти дурные западные копии. Дело тут, на мой взгляд, в комплексе национальной неполноценности, которым страдает значительная часть корейской интеллигенции. Этот комплекс и рождает недоверие к своим творческим силам и к своим культурным традициям.
Первое (и совсем недалекое от нас) поколение южнокорейской профессуры почти всё получило образование на Западе. С Америкой тесно связаны не только корейские экономисты и производственники, но и кинематографисты, лингвисты, историки и литераторы. Многие из них по сей день учатся или проходят практику в западных странах. Ничего дурного в самой учебе нет.
Плохо другое — то, что не только технические приемы, но и творческий путь учителей, каноны их культуры начинают восприниматься учениками как единственно правильные. Американцев тут ругать не за что — это, увы, свое, традиционно конфуцианское восприятие… Неофиты возвращаются домой, горя энтузиазмом создать что-то новаторское в соответствии с этим самым «единственно правильным». Конечно, новаторства не получается — получается перепев чужого. И представители той самой культуры, которую корейцы так истово копируют, снисходительно усмехаются, вторя расхожему снобистскому суждению: «Азиаты, конечно, трудолюбивы, но они не в состоянии творить…»
Этот порочный круг мог бы разомкнуться, если бы его не скреплял застарелый комплекс национальной неполноценности корейцев. Его корни уходят в глубокую древность, еще во времена вассалитета по отношению к Срединному государству —
Китаю. Да, надо признать, что Китай был мудрым и терпимым сюзереном, он не очень ущемлял свободу соседнего народа, которого в случае войн обязывался защищать. Однако уже в те времена корейские интеллектуалы признавали китайский авторитет в области искусства как нечто само собой разумеющееся и неоспоримое (тоже учились в Китае, кстати).