Хотя именно этого, похоже, и добивается автор книги. Моральные основы корейского общества, построенные на долге перед окружающими, а не на свободном полете чувства, его тоже не устраивают. Грязь он умудряется найти даже в таких бесспорных вещах, как конфуцианский принцип «сыновней почтительности» и долг ухаживать за родителями в старости. Держать в молодой семье старика — это ведь сплошное нарушение свободы личности, это так обременительно, несовременно, нецивилизованно…
Как раз накануне того самого чхусока мне довелось посмотреть по телевидению мудрый и трогательный фильм «Обещание», который лучше, чем любые логические доводы, опровергает Ким Ген Иля. Сюжет фильма прост. У старого деревенского учителя умерла жена, и он, не в силах оставаться один в опустевшем гнезде, переезжает в Сеул к старшему сыну. Но в богатом столичном доме старик приходится не ко двору. И курит-то он в комнате, и дружбу свел с каким-то сапожником во дворе, и музыку буддистскую слушает, действуя на нервы строгой католичке невестке, и от тостов с апельсиновым соком на завтрак нос воротит, и образованным внукам за провинность (обижали слабого) подзатыльников в сердцах надавал… В общем, не «догоняет» дед современной жизни, и продвинутые дети начинают вежливенько, но верно перекрывать старику кислород. Отец в доме сына становится полностью одиноким. Единственный его собеседник — фотография умершей любимой жены. С ее портретом старик разговаривает по утрам, ему, волнуясь, рассказывает о семейных новостях, с ним же советуется и горячо спорит… Так и не найдя себе добрую, понимающую душу среди живых детей и внуков, отец тихо уезжает обратно в деревню, поближе к могиле жены, оставив детям записку — не взыщите, мол, я всех вас люблю, только я человек деревенский, Сеулу не подхожу.
Во всем правы вроде бы дети в этой истории: нельзя в комнате курить, и апельсиновый сок — вполне нормальный напиток, не хуже рисового отвара, и подзатыльники — не самый лучший педагогический прием… Но почему образованные сын с невесткой оставляют у зрителя впечатление сволочей, которым нет прощения? Да потому что эти дети убили Конфуция. Сочли устаревшим священный долг ухаживать за отцом, не пожелали по человечески приспособиться, прислушаться и понять родного человека. И их просвещенная свобода обернулась самой дикой, первобытной черствостью по отношению к старику, которому нужны были их любовь и поддержка.
…Не только безграничная свобода рождает добро в человеческой жизни. Рождает его и долг, причем, возможно, гораздо чаще. Ведь не свободное парение чувств, а долг заставляет нас вставать ночью к плачущему ребенку, менять судно парализованному деду, держать в доме одряхлевшую собаку. Тяжелы подчас эти обязанности, и свободу нашу они безусловно ограничивают. Но откажись мы от них — разве можем называться тогда нормальными людьми? И разве может одно лишь качественное медицинское обслуживание, которое предлагает профессор в качестве альтернативы «сыновней почтительности», заменить теплоту родных рук и глаз? Улучшать медицину надо, никто не спорит, но зачем же, как говорится, стулья ломать? Зачем разрушать то, что прекрасно работало тысячелетиями?