Ну хорошо, пусть чавкают, пусть отрыгивают, думала я. Но зачем так спешить? Скорость, с которой корейцы справляются с содержимым всех этих бесконечных блюдечек и мисочек, наполненных панчханами{9 Панчхан — закуска. Для корейского стола характерно разнообразие панчханов, которые выставляются в маленьких тарелочках, в количестве от 4—5 в обычных столовых и 8—10 в богатых ресторанах. }, темп, с которым в желудок вливается дымящийся и красный от перца суп и заталкивается солидный комок клейкого риса (корейцы не любят длинный и сухой рис, который в России зовется вьетнамским), и вообще вся эта пожарная суета вокруг столика с едой меня сильно озадачивали. Ни приятной застольной беседы, ни неторопливого наслаждения пищей — все наспех, молча, «палли-палли», то есть «быстро-быстро».
Когда я пыталась расспрашивать корейцев о причине такой спешки, все говорили примерно одинаково: дескать, жизнь у нас деловая, напряженная, некогда за столиками рассиживаться. Но я-то замечала, что, после того как на тарелках не останется ни крошки, вся суета внезапно стихает, люди расслабляются и могут еще полчаса просидеть в ресторане, покуривая и болтая о всяких пустяках. Эту загадку раскрыл мой корейский приятель, замечательный человек, который стал для меня настоящим гидом по Корее. Он ответил просто и честно: «Да это привычка такая, с детства. Приучились мы тогда есть быстро, чтобы больше досталось».
И вот тут на поверхность выходит огромный культурный и исторический пласт, которого никогда не увидит поспешный западный критик корейских застольных привычек. Не смешной, а печальной оказывается корейская традиция спешить за столом. Она прямое следствие Голода, который владел этой страной на протяжении веков. «В мире есть царь, этот царь беспощаден, Голод — названье ему…» Когда за столом собирается большая семья, а миски полупусты, тут не до приятных разговоров — успевай только жевать и глотать, пока другие тебя не обогнали.
А голодать корейцам приходилось часто. Меня поразило случайно найденное в словаре слово: «весенний голод». Значит, понятие это было настолько привычным, что в языке сложилось специальное выражение. Как отголосок этой страшной реальности, звучит корейская пословица: «Сват по весне хуже ворога» (свата, пришедшего в гости, полагалось угощать по закону гостеприимства, а угощать весной было нечем). Или поговорка о богатой деревне: «Здесь семь домов из десяти живут не голодая» (речь идет о деревне богатой: то, что из десяти семей три обязательно голодают, считалось естественной издержкой).
Читая корейские романы о совсем еще недавнем прошлом Кореи — 50—60-х годах, поражаешься тому, какое огромное место занимает в них тема голода. Это постоянный, привычный фон, на котором разворачиваются все события. Роман Ким Чу Ёна «Рыбак не ломает камышей», во многом автобиографичный, ужаснул меня именно вот этим фоном, мимолетными упоминаниями. Мальчик, возвратившись из школы в жаркий летний день, не бежит на речку — он знает, что после купания захочется есть, а еды в доме нет. Братья весной встают на рассвете, чтобы успеть первыми из деревенских детишек добежать до бесхозной акации у дороги и подобрать осыпавшиеся за ночь лепестки — набить животы голодной весной. Или сцена зарождения первой любви. Слабенькая от голода девочка не может спуститься с крутого обрыва, и главный герой, мальчишка, должен помочь ей, коснуться ее руки. Это было в 50-е годы. Когда у нас издавалась книга «О вкусной и здоровой пище».
О том, как недавно распрощалась с Царем-Голодом Южная Корея, свидетельствует отрывок из сочинения одной моей корейской студентки. Вот что она написала на заданную тему «Воспоминание о детстве»: «Когда мне было шесть лет, наша семья в воскресенье отправилась на прогулку. Старшему брату родители купили вареное яйцо, а мне нет. Родители сказали, что это дорого. Мне было очень обидно». Для нее, двадцатилетней, вареное яйцо было в детстве лакомством, недоступной роскошью. А в моем детстве, которое было как минимум лет на 15 раньше, мамы с бабушками плясали вокруг детей: «Ну, съешь кусочек! За маму, за папу…» В книге «Ваш ребенок», зачитанной до дыр моей юной мамой, предостерегали от опасности перекормить малышей излишним количеством яиц и сливок.