Андрей Файт - один из немногих актеров, сумевших преодолеть барьер звукового кино и поработать с самыми великими советскими кинорежиссерами. Его знали все, но власти не дали ему ничего - Файт играл исключительно отрицательных героев.
Евгения Мельникова тоже начинала в немом кино, но славу ей принесли первые же роли в звуковых фильмах: в "Летчиках" она сыграла Галю Быстрову, а в "Цирке" - боевую Раечку. Поклонников у актрисы было не меньше, чем у Любови Орловой. Перед Мельниковой встал выбор - либо семья, либо карьера. Она выбрала семью.
Петр Репнин, любимый ученик и помощник Мейерхольда, был кумиром 20-х. Он не только снимался, но и снимал сам и даже писал киносценарии. Роль Мули в "Подкидыше" стала его последним успехом. Удача отвернулась от него, но преподнесла самый приятный сюрприз всей жизни...
Валентина Токарская
НЕУВЯДАЕМАЯ
В Московском академическом театре сатиры идет спектакль-концерт "Молчи, грусть, молчи!". На сцене - Александр Ширвиндт. Он объявляет: "Тридцатые годы. На этих подмостках существует Московский государственный мюзик-холл. Очаровательное, неповторимое, обаятельное время. Свидетельница этого периода жизни нашей сцены - актриса нашего театра Валентина Георгиевна Токарская. Мы так всуе произносим иногда имена, фамилии, а возникает целая легенда - Валентина Токарская, героиня знаменитой протазановской кинокомедии "Марионетки"... Валентина Токарская - звезда Московского мюзик-холла тридцатых годов..."
На сцену в сопровождении самого пластичного актера театра сатиры Юрия Васильева выходит ОНА, и каждый зритель, сидящий в зале в тот момент, верит, что перед ним - настоящая Звезда, настоящая Примадонна тех далеких лет. Сколько в ней женственности! Сколько кокетства! Сколько величия!
Пока на дворе - 1990 год. Валентину Токарскую уже почти никто не помнит, и еще почти никто не знает, как бы парадоксально это не звучало. Новый виток ее славы впереди.
За этой женщиной стоит история отечественного театра, история Москвы. В 30-е годы Токарская была популярнейшей актрисой столицы, ее считали самой красивой и чуть ли не самой богатой женщиной города. У нее был собственный автомобиль, толпы поклонников, она выступала с джазовыми оркестрами на различных сценах, по всей Москве были развешаны афиши кинокомедии "Марионетки" с портретом именно Токарской, несмотря на участие в фильме Кторова, Мартинсона, Климова, Радина, Жарова.
Мюзик-холл, Театр сатиры, война, фронтовая бригада, плен, следом репрессия, возвращение домой лишь в 53-м. Снова - Театр сатиры. И вот она перед нами. Элегантная, грациозная, уставшая от жизни.
- Между прочим, скоро будет семьдесят два года, как я на сцене. Почему-то все это пропускают мимо ушей, не понимая, что это за цифра,начинает наш первый разговор Токарская.
- Валентина Георгиевна, а с чего началась ваша творческая жизнь?
- Она началась с того, что меня мама родила и не стала кормить грудью. И мне наняли кормилицу, у которой было очень хорошее молоко, какого сейчас не делают. Поэтому я так долго живу.
- Это было уже начало творческой жизни?
- Именно творческой! - Смеется.
- Вы коренная москвичка?
- Нет. Родилась я в Одессе. Мой папа был актером, он возил нас из города в город. Училась я в Киеве в Фундуклеевской гимназии, основанной императрицей Марией Федоровной. Она к нам иногда приезжала, и я запомнила ее лицо, красивое, но "неживое" - оно было все покрыто специальной эмалью, из-за чего императрица даже улыбнуться не могла. А я на балах читала "Не образумлюсь, виноват..." в семилетнем возрасте. Нас выводили на встречу с ней в рекриационный зал, правда, не всех. Только тех, кто по блату. Я как раз была блатной, так как не хотела и не любила учиться и со мной занималась сестра нашей классной дамы. А классная дама сама отбирала учениц, которые пойдут приветствовать царицу,- каждой отводилось место, где кто будет стоять, делать реверанс, и я благодаря ее сестре всегда была среди избранных.
- А ваша мама работала?
- Нет, она никогда не работала, поэтому мне пришлось с тринадцати лет зарабатывать. Я в балетной школе училась, и впервые вышла на сцену в балетной массовочке в опере. Где-то сзади, как бы у воды, я выбегала, пробегала через сцену, но ужасно волновалась. Мне казалось, что весь зал смотрит только на меня. А потом я уже стала солисткой балета и танцевала в кино, чтобы заработать какие-то деньги. Была гражданская война, и надо было просто питаться. В Киеве мы меняли вещи, потому что их было много, а денег мы не хранили. Ездили в деревню, ведь в то время деревня была богатой и там брали все, вплоть до рояля. Мы сдавали вещи и взамен получали муку, сало, пшено. Сейчас меня спрашивают: "Вот вы долго живете, а приходилось ли вам переживать такое голодное время, как сейчас, в начале 90-х?" Я говорю: "Приходилось переживать чуть-чуть похуже". Потому что тогда был настоящий голод, когда сосало под ложечкой. Второй раз мне выпало такое же испытание во время войны, когда я попала в плен.
- Какими были сценические площадки тех лет, что они из себя представляли?
- Я привыкла видеть только своего папу, а он играл в театре миниатюр. Это были одноактные комедии, оперетта и сольные выступления - то есть балетная пара, куплетист какой-нибудь с гитарой или без, цыганские романсы. Вот такого сорта был театр, где выступал папа. Единственное, чем такие труппы отличались, так это репертуаром куплетистов. Одни пели за белых, другие - за красных. А так как власть каждый день в Киеве менялась - то белые прийдут, то красные, то зеленые, а то и поляки,- куплетистам постоянно приходилось прятаться. Был у нас такой довольно забавный артист Смирнов-Сокольский (однофамилец Н. Ф. Смирнова-Сокольского), который выступал в босяцком, рваном костюме и пел политические, антибольшевистские куплеты. Так его поймали и расстреляли в Мариинском парке.
Когда пришел Деникин, в Киеве был настоящий парад. Солдаты въехали на лошадях, их встречали дамы в белых платьях, в огромных шляпах, кидали цветы и обнимали лошадей. Пробыли белые в городе какое-то количество дней и все время пьянствовали. Вообще все, кто приходил, обязательно пьянствовали. И, конечно же, по всему городу шли погромы. Нам это страшно надоело, и когда в Киев пришли немцы, мы с мамой уехали в Ташкент.