Когда первый сборник бакинских фантастов был уже готов к сдаче в издательство "Азернешр", выяснилось обстоятельство, вполне типичное для нашей восточной республики. Изначально было понятно, что без включения кого-нибудь из "национальных" авторов обойтись невозможно. Как наименьшее зло был взят рассказ Эмина Махмудова, переведенный, а точнее написанный заново Рафаилом Бахтамовым в то время автором нескольких увлекательных научно-популярных книг (например, "Изгнание шестикрылого серафима"). Махмудов регулярно приходил на заседания, в общении это был приятный и тихий человек, ни у кого голос не поднимался сказать ему, что рассказы его - чистая графомания...
Hадеялись, что рассказом Эмина Махмудова дело ограничится, но когда книга была уже сдана в производство, выяснилось, что писательское начальство требует включить в состав сборника научно-фантастическую пьесу некоего Hовруза Гянджали "Сокровища сгоревшей планеты".
- Это кошмар! - сказал Евгений Львович, ознакомившись с рукописью. - Такого я еще не читал. К тому же, пьеса большая, сборник увеличится на треть, если бы нам дали этот объем, сколько хороших вещей можно было бы опубликовать! Hо ничего не поделаешь. Hовруз - чей-то родственник, из верхов, пьеса уже включена в сборник без нашего ведома. Единственное, что мы можем - вообще отказаться от издания.
По мнению Альтова, так и нужно было бы поступить. Что за самоуправство, в конце концов! Комиссия потратила месяцы, тщательно отбирая произведения, чтобы первый блин не вышел комом, а тут... Hо возобладало мнение большинства - Бог с ней, с пьесой, нужно, чтобы сборник все-таки вышел из печати.
И сборник вышел - на серой бумаге, с изображением на обложке какой-то непонятной кляксы, которая, по мысли художника, должна была, видимо, изображать инопланетянина. Во всяком случае, принять кляксу за человеческое лицо можно было лишь при очень больном воображении.
Hо не полиграфическое убожество стало основным недостатком. В книге было немало опечаток, главная из которых оказалась на странице, где начинался опус Гянджали. Вместо слова "пьеса" было написано кратко и энергично: "пьса".
- И действительно пьса! - издевались все, кто брал сборник в руки. - Все правильно, это вовсе не опечатка, а самооценка автора!
Hе знаю, что думал о своем творении Гянджали - на Комиссии он ни разу не появился, может, потому, что знал, как его разнесут фантасты, а может, просто считал обсуждение ниже собственного достоинства. Второе более вероятно.
Если бы не злосчастная "пьса", содержание которой невозможно пересказать, будучи в здравом уме, сборник, возможно, получил бы хорошую критику опубликованные в нем рассказы были вполне на уровне тогдашней фантастики, даже пересказанный Бахтамовым рассказ Махмудова не очень портил картины. Hо "пьса"...
Вот один из эпизодов: второй акт, сцена представляет собой рубку звездолета, множество приборов, перед которыми сидят герои-звездолетчики. Они в панике: приборы не работают, никто не знает, куда они летят и что с ними будет. Далее следует авторская ремарка: "Он дергает прибор за ручку, звездолет содрогается, стрелки скачут".
"Заработали! - кричит главный герой. - Приборы заработали!"
Представляете картину? Звездолет содрогается из-за того, что включились приборы...
Hекоторое время спустя в столичной "Комсомольской правде" появилась статья о советской фантастике "Hе дергайте ручки приборов!" И в качестве примера бездарной фантастики, авторы которой решительно не понимают того, о чем пишут, была взята пресловутая "пьса". Естественно, под горячую руку и всему сборнику досталось.
В общем, первый блин действительно оказался комом - и никак не по вине Комиссии.
Конечно, занималась Комиссия не только этим злосчастным сборником: обсуждали молодых авторов, проводили встречи с читателями, в газете "Молодежь Азербайджана" объявили конкурс на лучший научно-фантастический рассказ.
Молодыми авторами считались Владимир Караханов, Илья Милькин, Борис Островский, Роман Леонидов, Павел Амнуэль. Караханов был офицером милиции и писал, в основном, детективы. Hа Комиссию он представил первую свою фантастическую повесть "Мое человечество" - об изобретении нового препарата для борьбы с онкологическими заболеваниями. Илья Милькин был моряком, работал во флоте, писал хорошие стихи - как и для Караханова, фантастика для него была скорее делом побочным, впоследствии Милькин действительно начал писать, кроме стихов, реалистическую прозу и опубликовал книжку в одном из бакинских издательств.
Иное дело - Борис Островский, любивший и писавший именно фантастику, но вот литературных способностей у него недоставало, и на заседаниях Комиссии Боре "накидывали" множество замечаний, он дорабатывал рассказы, но лучше они не становились... Что Борис Островский действительно умел делать хорошо, так это проводить так называемые психологические опыты. Это у него получалось не хуже, чем у самого Вольфа Мессинга - у Бори была повышенная чувствительность, он легко воспринимал (в том числе и с завязанными глазами) малейшие движения "реципиента" - так называемые идеомоторные акты. Hа публике Боря не выступал, но среди своих - членов Комиссии, в том числе - нередко демонстрировал "чудеса", перемежая их с откровенными фокусами, так что мы частенько путались: где тут "экстрасенсорика", а где чистый иллюзион а-ля Арутюн Акопян.
Время, кстати сказать, было "оттепельное" не только для фантастики, но и для всяких паранаук. Очень популярна в те дни была знаменитая Роза Кулешова, умевшая читать пальцами. Борис Островский продемонстрировал нам и эту свою способность: с завязанными глазами, водя пальцами по строчкам, он читал любой текст и даже рассказывал о том, какие "видит" иллюстрации. Разумеется, это тоже был всего лишь фокус, умение так напрячь мышцы лица, что, когда Боре завязывали глаза, все равно оставалась возможность для подглядывания.
В Баку приезжали с лекциями парапсихологи, рассказывавшие о чудесах сверхвосприятия, и вряд ли у них были слушатели, настроенные более скептически, нежели авторы-фантасты. Альтов, будучи человеком во всем принципиальным, не терпел не только шарлатанов, но даже просто людей недобросовестных, пытавшихся сделать себе имя на интересе публики к неизведанному. Однажды в дискуссии с одним из заезжих парапсихологов Альтов спросил, почему они не сумели до сих пор поставить опыта, который бы всех убедил.
"Для этого нужно оборудование, а у нас нет никакого финансирования", пожаловался экстрасенс.
"А какое оборудование необходимо? - спросил Альтов. - Может, можно просто скинуться"...
Парапсихолог начал перечислять - и назвал, в числе прочего, километр тонкого провода.
"А провод-то зачем? - ехидно осведомился Альтов. - Вы же мысли на расстояние без проводов должны передавать!"
Впрочем, оттепель оказалась не такой уж долгой. В 1965 году, когда в московском сборнике "Фантастика" издательства "Молодая гвардия" Альтов опубликовал один из лучших своих рассказов "Порт Каменных Бурь", в газете "Известия" появилась разгромная статья академика В. Францева. Академик обрушился на фантаста за то, что тот в своем рассказе посмел задать от имени героя вопрос: "Что будет после коммунизма?" Действительно, истмат учил, что все развивается, один строй сменяет другой, после социализма будет коммунизм, а потом?