Услышав, что я подхожу, моя лошадь ржёт в знак приветствия. Я глажу ее по носу и воркую ей на ухо. Краем глаза поглядывая на дверь таверны, я накидываю на свою кобылку седло и вожусь с ремнями.
Когда дверь открывается и орк неуклюже топает в сторону конюшни, я опускаю голову. Я не хочу, чтобы он меня заметил. Орк забирает свою массивного коня, вскакивает на него, толкает в бока и скачет в ночь.
Незаметно подсмотрев, куда он поехал, я заставляю себя досчитать до тридцати, забираюсь на свою лошадь и еду к дороге. Отъехав подальше от конюшни, я закутываю себя и свою кобылку в тени, скрывая нас от взгляда любого, кто мог бы приехать мимо.
Мышцы сводит судорогой – напоминание о том, что вчера я слишком много времени провела в седле. Мне удалось поспать всего несколько часов; этого явно было недостаточно, чтобы восстановить силы, но должно хватить, чтобы продержаться на ногах. Вытирая слезящиеся, усталые глаза, я игнорирую боль, которая распространяется от моих бедер, вверх по позвоночнику и рукам.
Когда мы выезжаем на заросшую травой тропинку, орк поднимает фонарь, чтобы осветить себе дорогу. Я держусь в стороне, позволяя плотному черному сумраку окружить меня, убаюкать, замаскировать – и составляю план.
Мы с Финном смогли вытащить Джалека из камеры без окон и дверей – а это было до того, как я выпила Зелье жизни. Теперь, когда я фейри, моей силе, кажется, не видно конца, я как будто черпаю из постоянно пополняющегося колодца. Раньше, чтобы найти ее, мне нужно было сосредоточиться, но сейчас достаточно только протянуть руку, а чувствовать ее – все равно что дышать. Если я смогла проникнуть в тюрьму, то смогу и провести детей через стены в безопасность ночи. Я не буду рисковать и забирать слишком много детей зараз, но буду возвращаться – столько, сколько потребуется.
Спустя почти полчаса тропинка выходит из леса, под лучи лунного света. Издалека слышны неразборчивые крики, мой нос щекочет запах огня. Преодолев последнюю крутую часть пути, мы оказываемся в самом настоящем хаосе. Орк громко выругивается, спешивается, вытаскивает из ножен меч и бросается в бой. По всей поляне хаотично вспыхивает огонь, фейри разбегаются во всех направлениях. Кто-то из них одет в желто-серые цвета королевской гвардии; эти фейри гоняются за детьми с веревками и сетями. Другие размахивают мечами и ножами, ощупывая одетых в форму стражников.
Моя кобыла ржет и пятится.
– Тише, – шепчу я, сворачивая в рощу, где не видно схватки. Я спрыгиваю на землю и свободным узлом привязываю поводья к ветке ближайшего дерева. – Я скоро вернусь.
За пламенем и хаосом виднеются очертания большого строения с металлической крышей и решетками вместо стен.
Тюрьма – это железная клетка. Королева держит детей в клетках, как зверей.
Я чувствую одиночество и ужас, который испытывают дети, так же ясно, как если бы они рыдали у меня на плече. Эти чувства задевают самые потаённые уголки моего сердца, словно проникают в кости. И ярость, которая разгоралась внутри меня, становится живым существом, выцарапывающим себе путь наружу.
Каким надо быть монстром, чтобы так поступать с детьми? И какой монстр будет стоять в стороне и позволит ей это делать?
Королеве я не доверяла. А почему доверилась Себастьяну?
Под покровом темноты я проскальзываю поближе к поляне и оцениваю ситуацию. Длинноволосый мальчик-эльф, судя по всему, ровесник Джас, кричит и брыкается, пока один орк удерживает его, а второй вонзает иглу ему в зад. Он нажимает на поршень, и крик мальчика пронзает воздух, поражая меня в самое сердце. Это звук агонии, разрываемой жизни и души. Я знаю этот звук, потому что издавала его сама, после того, как связала себя узами с Себастьяном. Я кричала так, когда умирала.
Я позволяю своей ярости расти, подпитываю ее, как зверя, которого готовлюсь выпустить на своих врагов – за этих невинных детей, за каждого придворного, безвременно погибшего из-за проклятия золотой королевы, за каждого человека, которого обманом лишили жизни, заставив заключить узы с Фейри теней, за меня и мое разбитое сердце.
Сила накапливается во мне, набухает вместе с моим гневом, и когда я использую свою магию, тьма, окутывающая поляну, становится такой густой и глубокой, что ночь поглощает даже свет потрескивающего пламени.
По поляне разносятся крики удивления и ужаса. Я использую эти голоса, чтобы направить свою силу – сосредоточив все свое внимание, чтобы сквозь темноту устремиться к Благим стражникам и одного за другим запереть их в клетках тьмы.
Они сопротивляются моей темноте, пытаясь прорваться сквозь нее с помощью собственной силы, но я сильнее и не позволяю им этого сделать.