Предпринимателя-валлона, по мнению его фламандского коллеги, вряд ли стоит воспринимать всерьез. Он будет только морочить голову: приходить на встречи, выказывать заинтересованность — и медлить с окончательным ответом. И так может продолжаться годами. А вот фламандскому предпринимателю стоит только увидеть товар, как он тут же примет решение и отправит продавцу составленный им предварительный контракт. Ну а если окажется, что он слишком поторопился, ничего страшного: все убытки он возместит себе потом.
Фламандский предприниматель уже в семь часов утра сидит за рабочим столом. Валлон же (как представляется его фламандскому коллеге) в семь только выходит из дома, потом выпивает в бистро чашку кофе с круассаном, заглядывает к своим любовницам и, объявившись у себя в офисе лишь к 10.30, отдает краткие распоряжения личному секретарю. Фламандец ломает голову над тем, как, больше работая, заработать больше денег, а валлон — как бы заработать больше денег, вкалывая поменьше. Словом, фламандцы считают валлонов лентяями и бездельниками.
По мнению предпринимателя-валлона, фламандец руководствуется в делах принципом "Сперва я, а потом все остальные". Фламандскому предпринимателю не хватает такта. Пожалуй, во Фландрии легче сделать карьеру, чем в Валлонии; руководители, сами прошедшие все ступени служебной лестницы, более сведущи в своем деле, да вот горе: фламандцы будут обсуждать вопрос до тех пор, пока либо не найдут устраивающего все стороны решения, либо не доведут своих партнеров до инфаркта. Где же тут удаль, игра воображения? "Взгляните на счета в банке — вот вам и ответ", — возражают на это. Фландрия процветает, а Валлония еле сводит концы с концами. Вот одна из шуток, отпускаемых фламандцами по поводу отношения валлонов к работе:
Валлонский политик выступает перед рабочими.
— Наша экономическая программа позволит вам работать четыре дня в неделю!
Продолжительные аплодисменты,
— А потом, со временем, и три дня в неделю!
Еще более продолжительные аплодисменты.
— А затем и два — и никаких проблем!
Бурный шквал аплодисментов и восторженные крики.
— Ну и, в конце концов, один день в неделю!
В этот момент из глубины зала раздается голос:
— Здорово, только, пожалуйста, пусть это будет не понедельник!
ЯЗЫК
Для получения работы почти во всех государственных учреждениях Бельгии необходимо знать два языка. Это условие ставит франкоязычное население в заведомо невыгодное положение, ибо они издавна славятся тем, что испытывают глубокое отвращение к изучению фламандского (голландского) языка. Какой прок, говорят они, учить язык, на котором говорят всего 6 миллионов человек? (22 миллиона, если учесть население Голландии.)
Фламандцы не в состоянии поверить, что валлоны упорно отказываются изучать их язык. Здесь запросто можно встретить валлона, женатого на фламандке, живущего во Фландрии и почти не говорящего на фламандском, разве что на самом примитивном уровне. В отместку фламандцы — даже те, кто занимают правительственные посты, а здесь знание обоих государственных языков необходимо как воздух, — демонстративно отказываются разговаривать по-французски.
Если кто по неосторожности тут ляпнет, что бельгийскому правительству давно следует решительно вмешаться в систему образования и создать условия для обучения всех бельгийцев обоим языкам, то фламандцы, ухмыльнувшись, ответят: ведь тогда у франкоязычного населения не будет удобного повода для отказа от государственной службы.
Хоть фламандцы и говорят, что vlaams (фламандский) — это настоящий язык, на самом деле это не столько язык, сколько набор разнородных диалектов. Настолько разнородных, что жители западной части Фландрии едва понимают фламандцев из восточной провинции Лимбург. В школе фламандцы учат нидерландский голландский, который фактически является универсальным средством общения для всех говорящих на голландском. Только это позволяет фламандцам контактировать друг с другом, а также и с собственно голландцами (утех в языке тоже полно диалектов).
Второстепенное, но не менее значимое отличие говорящих на голландском фламандцев от истинных голландцев заключается в том, что из-за врожденной неприязни первые в отличие от вторых практически не употребляют заимствованных из французского слов, например, coiffeur (парикмахер). Фламандцы используют вместо французского понятия либо голландское слово, либо, если такового не имеется, английское.
Слово «валлонский» происходит от названия романизированного кельтского племени вала. Оно жило в южной части Бельгии и создало свой собственный вариант французского языка, являющийся, по сути, мешаниной кельтских и латинских слов. Валлонский язык, стало быть, — это диалектная форма французского языка, или, если уж быть совсем точными, совокупность областных говоров. Сегодня лишь немногие говорят на чистом валлонском. Этот язык почти исчез, и только изредка франкоязычные жители Валлонии вставляют для колорита в свою речь валлонские слова. Так, например, некоторые называют картошку "les canadas", а не "les pommes de terre", как принято во французском.
В остальном же валлоны говорят на классическом французском языке, разве что скажут вместо «soixantedix» (семьдесят) «septante», а вместо «quatre-vingbt-dix» (девяносто) «попапtе», — причем с традиционным горловым акцентом, который французы страсть как любят передразнивать.
Брюссель является третьей по важности административной единицей Бельгии. Он не входит ни во Фландрию, ни в Валлонию, хотя подавляющее большинство местных жителей говорит по-французски. В старину в Брюсселе говорили на фламандском. Однако когда Бельгия вошла в состав Бургундского герцогства, языком правящих классов стал французский, который затем проник в низы. Местные жители создали свой собственный смешанный говор, «брюссельский» — это был по большей части все тот же фламандский, только с вкраплениями французских и испанских слов.
Среди брюссельцев еще встречаются такие, которые играючи, незаметно для самих себя переходят с фламандского на французский и обратно и уснащают свою речь грубоватыми, попадающимися только в брюссельском говоре словами.
Бельгия — страна двух языков (плюс еще, разумеется, немецкий), но не двуязычного населения. Двуязычные надписи на ярлыках товаров обычно производят на иностранцев странное впечатление.
Угадать по одной только фамилии, к какой языковой группе принадлежит бельгиец, совершенно невозможно. Какие-нибудь Де Стеркке, Кикс или Вербеек вполне могут говорить на французском языке, а (хотя это и менее вероятно) некие Бельпэр, Кантре или Ле Бон — на фламандском.
В лингвистически пограничных областях объявления на одном языке, как правило, бывают исписаны ругательствами на другом. Названия многих городов имеют две формы, и на дорожных указателях наименование населенного пункта пишут так, как привыкли его жители. Так что если вы пробуете проехать во франкоязычный город Монс, то вам следует знать, что, раз уж вы оказались на фламандской территории, то едете не в Монс, а в Берген, не в Льеж, а в Луик, не в Намюр, а в Намен. И наоборот, фламандский город Мехелен — это по-французски Малин, Иепер — Ипр, Берне — Фюрн. За пределами Брюсселя валлонской и фламандским общинам, по-детски яростно спорящим из-за языка, все никак не хватает ума договориться и установить дорожные знаки на обоих языках.