Дейзи попыталась представить его в одежде Стива, но не смогла. Вместо лица Джима она видела бежевое расплывчатое пятно.
Она вспомнила также о драгоценной коллекции, о сокровищнице, захороненной в одном из тех ящиков, что стояли в углу. На коробке из-под кроссовок так и было написано: «Сокровищница. Не трогать!». Там Стив хранил память о страстном увлечении своих детских лет: бейсбольные карточки, этикетки от жевательного табака с фотографиями известных питчеров, фишки, игральные карты, карманные календари, плакаты, на которых был изображён Индиана Джонс или герои фильма «Парк Юрского периода». Предмет гордости для любого мальчишки, родившегося в восьмидесятых. Кто как не Джим мог оценить значимость этих вещей?
Дейзи поймала себя на мысли о том, что за последнюю неделю думала о нём чаще, чем за всё то время, что они были знакомы. Зарубцевавшаяся горечь утраты внезапно ожила в душе, и она снова затосковала по Стиву, по тем временам, когда они были совсем молоды, беззаботны и бедны. Перед глазами появилась яркая реальная картина, затмевавшая все остальное: Стив со взлохмаченными волосами, в водолазке болотного цвета и мотоциклетной куртке, той самой, что теперь была спрятана в чулан, ведёт её в танце уверено, но не слишком изящно. Они танцуют прямо на Дэланси-стрит на потеху случайным прохожим, мелодией им служат невнятные напевы Стива. Дейзи никак не удаётся узнать песню, которую он пытается воспроизвести, хотя она и кажется знакомой, но это неважно, ведь Стив куда больше смеётся, нежели поёт. У него красивый смех, звонкий, искренний, услышав такой, невозможно не рассмеяться в ответ. Они уже не просто влюблены друг в друга, их любовь цветёт и пышет...
После стольких месяцев знакомая боль стиснула душу, острая и беспощадная, как в тот день, когда Мария провыла в трубку: «Они взорвали его самолёт! Он умер! Умер!».
Иногда Дейзи казалось, что эта боль угасла слишком скоро, что она довольно легко прошла через это. Мысль о том, что она всё ещё недогоревала, частенько посещала её. Но глубине душе она знала, что эта мысль была пустой, потому она страдает до сих пор и страдает очень сильно.
Дейзи смахнула навернувшиеся слёзы и прерывисто вздохнула.
Жизнь продолжалась. Время шло, всё пребывало в движении. В это самое мгновение, застыв на пороге чулана и оглядывая заваленные барахлом полки, она впервые по-настоящему поняла, что это значит. Жизнь продолжалась. Жизнь продолжалась для Сары и Гранта, почётных членов всякого рода клубов и образцовой супружеской четы, принимавшей активное участие во всех местных мероприятиях. Да, вероятно они возвели памятник своему горю и время от времени проводили время возле него, стоя на коленях. Но затем они поднимались на ноги и возобновляли своё движение навстречу закату жизни, идя рука об руку. Их сын умер, но они сами были всё ещё живы. Жизнь продолжалась и для Марии и Пегги, стремившихся успеть всё и сразу. Они не были женщинами, живущими среди привидений, у них попросту не было времени на то, чтобы лелеять свои страдания. Даже Джим Огден, отдав должное уважение памяти своего лучшего друга, купит билет на автобус до Арканзаса и уедет. Возможно, в скором времени он вернётся обратно в Нью-Йорк, а, может быть, останется в Литл-роке.
Жизнь остановила своё движение только для двоих: для Стива, настоящего мертвеца, и для Дейзи. Она по-прежнему жила среди призраков, женщина, которая была не в силах избавиться от прошлого.
А теперь её переполняло нетерпение. Она устала от себя, от своей апатии и рефлексии, от раздражения, мотавшего ей нервы, от того, что один день был похож на другой и так весь последний год, от собственного обжорства и безобразного внешнего вида. С неё было достаточно. Она не знала, что послужило толчком к столь резкой смене настроения, может быть, возвращение Джима, а, может быть, последнее письмо Стива, которое было отправлено с базы уже после его смерти.