Джил. Увидишь! (Убегает в свою комнату и через мгновенье возвращается с маленькой корзиночкой цветов. Подносит цветы к лицу Дона, чтобы тот ощутил запах. Он улыбается. Джил ставит цветы в центр скатерти, усаживается и тут же начинает есть). Давай, расскажи мне про этого, победившего мрак. Может, хоть так сожру меньше.
Дон. Этому Донни двенадцать лет. И родился он слепым, точно так же, как я. Но для малыша Донни это чепуха. Он и машину сам водит, и самолет, и все такое. Потому как остальные чувства у него настолько развиты, что ему, к примеру, ничего не стоит услыхать за целую милю, что грабители залезли в банк. Или унюхать, что коммунисты состряпали заговор, чтобы свергнуть правительство. Он неустрашимый борец с преступностью и вообще со всяческим злом. Так что в конце каждой книжки его непременно награждают медалью за заслуги — то полиция, то ФБР, то ЦРУ. А он в ответ всегда говорит: Самый слепой — это тот, кто не хочет видеть!
Джил. А разве полиция и ФБР могут давать медали?
Дон. Так-то, конечно, не могут. А вот малышу Донни — могут! Попробовали бы не дать!..
Джил. Слушай, а почему бы нам не выпить?
Дон. У меня только вино.
Джил. А я только вино и пью.
Дон. Вино — с колбасой? (Встает, идет к комоду).
Джил. Да с чем угодно. И что, детям нравятся эти книжки?
Дон. Тссс, погоди, я шаги считаю… А то на обратном пути наступлю на тарелки. (Подходит к комоду, берет открытую бутылку вина, стаканы).
Джил следит за ним с восхищением.
Джил. В жизни бы так не сумела. Уж я бы точно вляпалась обеими ногами прямо в капусту.
Дон. Тебе кажется.
Джил. Не кажется — у меня опыт есть. Ты в детстве никогда не играл в Заячий хвостик??
Дон (наливает вино в бокал). Нет, но что-то слышал.
Джил. Ну вот, а мы всегда играли. Помню день рождения у Джули Патерсон. Мне тогда было лет семь. Все дети приделали себе хвостики — были Зайцами. А меня заставили водить, быть Волком. Завязали глаза и дали здоровенную прищепку. Ну, стала их ловить. Бегала, бегала — никак. Наконец, одного догнала и со всей силы прищепкой — раз его за хвост! Тут такое началось! Оказалось, это был не хвост зайца, а задница миссис Патерсон.
Дон. Ну ты даешь! (Подает Джил бокал, затем наливает себе). Спутать зайца с задницей!
Джил. Миссис Патерсон до сих пор уверена, что я нарочно. А я вовсе не нарочно! Да если бы ты видел эту задницу! Нарочно её как раз ни с чем не спутаешь. Второй такой жопы на свете нет!.. Вот ты бы наверняка там выигрывал во все эти жмурки… Никак иногда не обойтись без слов на три буквы — типа жопа. (Отпивает полбокала). Ну ладно, давай дальше.
Дон. Что дальше?
Джил. Про этого малыша Донни. Она и сейчас про него пишет?
Дон. Нет. Она написала шесть книжек. Они в общем, даже имели успех. Не такой, конечно, как Мори Поплине, но всем нравилось. За исключением слепых… В жизни все это совсем иначе…
Джил (ее тарелка уже пуста, она поддевает вилкой кусок ветчины с тарелки Дона). Я у тебя кусок ветчины стащила.
Дон. Она в этих книжках описывала свои мечты — каким бы ей хотелось чтобы был я. Такой слепой супермен.
Джил. А где ты учился?
Дон. В гостиной. Со мной специальные учителя занимались на дому.
Джил. Я думала для слепых есть какие-то особые школы.
Дон. Есть, но тогда я про это не знал. Я вообще ничего ни о чем толком не знал. До прошлого года.
Джил (ворует еще кусок ветчины у Дона). У тебя колбаса кончилась… А что случилось в прошлом году?
Дон (встает, делает несколько шагов, останавливается за креслом). С нами по соседству жила одна семья, Флетчеры. И их дочка, Линда стала приходить, читать мне. После смерти отца она была единственная, с кем я подружился. Такая заводная, живая! Мотор!.. Она меня с собой и сюда в Нью — Йорк таскала, и знакомила со всеми, и на вечеринки брала. У меня совсем другая жизнь пошла. Дома-то я был как какой-нибудь хомячок. Все ласкают, кормят, но из коробки не выпускают. А Линда помогла мне как никто — я с ней уверенность в себе стал чувствовать. И квартиру эту тоже она нашла. Сперва я жутко боялся, просто поджилки тряслись. Потом решился… (Делает еще несколько шагов). Хотя, может, и зря…
Джил (встает, подходят к Дону). Ничего не зря! Рано или поздно все равно пришлось бы. Твоя мать не вечная.