«Дорогие товарищи! В холодной Сибири уже не так холодно: алый цвет сердец создает новый мир в родине ссылок и белого траура. Революционное братство объединяет встретившихся на этих белых степях сыновей Севера, Востока, Юга и Запада…»
И сам он немало способствовал этому объединению: статьями в газете «Революция», которую начал издавать в Омске на венгерском языке, своими выступлениями и своим поведением.
Он ушел из офицерского барака, отказался от привилегий, которыми пользовались офицеры, он стал товарищем, другом солдат.
Офицеры пробовали уговорить его прекратить агитацию. Не вышло. Ему грозили — напрасно. Угрожали расправиться с родителями, братом и сестрой, оставшимися в Будапеште, — ничего не помогло; Лигети продолжал сплачивать вокруг себя военнопленных, разъяснять им, за что борются большевики, организовывать отряды интернационалистов. А когда вспыхнул мятеж белочехов, Лигети вместе с русскими красногвардейцами, вместе с интернационалистами отправляется на защиту Омска.
Белочехов было более пяти тысяч, красногвардейцев и интернационалистов — меньше тысячи. Оборонялись до последнего патрона. Оставшиеся в живых ушли в тайгу. Однажды на берегу Иртыша отряд интернационалистов был окружен офицерским карательным отрядом. Раненый Лигети попал в плен.
Ему предложили купить себе жизнь ценой предательства. Лигети ответил пощечиной на это предложение. Трижды раненного, потерявшего много крови, его избивали до потери сознания.
Друзья готовили Карою побег, но побег не удался.
Во время вспыхнувшего в Омске восстания друзья пытались пробиться к тюрьме и освободить Лигети — не получилось. Восстание подавили, а Лигети снова истязали, каждый раз придумывая для него новые пытки.
На рассвете 2 июня 1919 года палачи решили покончить с Лигети. Но он уже не мог встать — на расстрел его вынесли на носилках. Накануне казни Лигети написал стихотворение — последнее в жизни. Это было поэтическое завещание тем, кто остается жить, кто продолжает бороться.
В декабре 1917 года в Томский Совет пришел молодой офицер. По привычке, приложив пальцы к козырьку, он сказал:
— Хотим помочь русской революции.
Через несколько дней в Томске был организован интернациональный батальон под командованием молодого офицера, приходившего в Томский городской Совет, прапорщика Ференца Мюнниха. И первое, что сделали интернационалисты, — взяли под стражу офицерский лагерь, одно из гнезд ярой контрреволюции. Действия офицеров были парализованы их же солдатами.
Вместе с тысячами бывших венгерских военнопленных Ференц Мюнних вернулся в родную Венгрию.
Но вернулся он не для того, чтобы издали наблюдать за событиями, происходившими в России, а чтобы разжечь «пламя коммунистического пожара в самом сердце Европы», как писала в те дни о венгерской революции петроградская газета,
Да, венгры — первые в Европе, последовавшие примеру русских товарищей и поднявшие над своей страной красное знамя. Это был «всемирно-исторический переворот», — сказал о венгерской революции Владимир Ильич Ленин.
Двадцать первого марта 1919 года была провозглашена Венгерская советская республика. Во главе ее стали такие испытанные революционеры, как Бела Кун и Тибор Самуэли. А рядом с ними стал бывший поручик австро-венгерской армии Ференц Мюнних.
Но буржуазные правительства европейских государств не могли даже мысли допустить, что в самом центре Европы будет существовать советское государство. И они двинули против венгерской революции свои армии.
133 дня просуществовала Венгерская советская республика. 1 августа Венгерская советская республика пала. В стране начался жестокий террор. В первые же дни было расстреляно 5 тысяч рабочих, 70 тысяч брошено в тюрьмы, более 100 тысяч венгров вынуждены были покинуть родину. Многие из них вернулись в Россию и снова взяли в руки винтовки, чтоб здесь, на своей второй родине, защищать революцию. Среди них был и Ференц Мюнних.
Но, покидая Венгрию, он, как и тысячи венгерских интернационалистов, верил в ее будущее. В годовщину гибели Венгерской советской республики интернационалисты-венгры писали:
«Мы перед могилой Венгерской коммуны, в годовщину ее смерти — знаем и клянемся: советская Венгрия вновь воскреснет».
И Венгрия вновь воскресла. Через много лет вернулись на родину ее верные сыновья. Долог и труден был путь на родину. Он шел через большую работу в Коминтерне, через бои под Сталинградом, в которых участвовал бывший венгерский интернационалист, будущий председатель правительства Венгерской Народной Республики Ференц Мюнних.
В приказе Реввоенсовета республики N9 50 о награждении Пайоша Тавро орденом Красного Знамени, говорилось, что награждается он «За боевые отличия под Киевом и Н. Волынском в 1919 году и на р. Буге и Влодовы в 1920 году, когда бригада благодаря самоотверженной храбрости и мужеству тов. Тавро неоднократно одерживала решительные успехи над превосходяшими силами противника и захватила значительные трофеи».
Это был второй орден Красного Знамени Лайоша Гавро — первого интернационалиста, награжденного двумя высшими наградами республики.
Их было много, венгерских интернационалистов, красных мадьяр, отважных бойцов великой революции. Здесь перечислить невозможно даже самых храбрых.
Бела Кун
Многие из них погибли в боях за власть Советов. И, принимая орден Красного Знамени, замечательный венгерский коммунист Бела Кун сказал, что он принимает эту награду от имени всех венгерских интернационалистов — и живущих и погибших, —
«от имени Лигети, Яроша, Райнера, Винермана… и от имени многих других, которых перечислить невозможно, но которые пожертвовали самым дорогим — жизнью, сражаясь на различных фронтах в рядах Красной Армии России».
ЭТО БЫЛО В ОДЕССЕ
ФРАНЦУЗЫ
Январь нового, 1919 года выдался на редкость холодным — одесситы не помнили такой зимы. Но солнце уже светило вовсю, и сотни людей выходили из домов, чтоб пройтись по центральной улице — Дерибасовской, посидеть в кафе, потолкаться на Николаевском бульваре, откуда так хорошо видно было море, Конечно, на Дерибасовскую, в кафе и рестораны, на Николаевский бульвар звало людей не только солнце. Здесь, на Дерибасовской, и раньше многолюдной, а теперь особенно пестрой и шумной, можно было встретить знакомых — ведь в Одессе в эти дни собрался весь «цвет» Петербурга и Москвы: бежавшие от революции купцы и заводчики, царские сановники и помещики, вожди буржуазных партий и бывшие министры.