— Слушаю.
— Знаете, господин профессор… — растерянно пробормотал я, — прежде чем перейти к главному, я хотел бы сказать…
— Не надо господин Мансуров. Переходите прямо к главному. У нас мало времени.
— Я хочу лечить пациента музыкой.
— Как? — он недоверчиво всматривался в меня.
— Да, музыкой. — Я повысил голос.
Воцарилось молчание. Потом он рассмеялся. Смех был резкий, почти истерический.
— Господин Мансуров, не сердитесь… Музыкой можно завораживать змей, но при чем тут раковая опухоль?
Робертсон снова рассмеялся. Затем встал и хотел уйти.
Я с трудом уговорил его остаться.
— Ладно, продолжайте, — старый хирург махнул рукой и демонстративно уселся в кресло, подперев рукой подбородок. — Продолжайте, — повторил он. В нашей жизни так мало веселого.
Это был уже прямой вызов. Я, однако, заставил себя говорить спокойно.
— Вы, господин профессор, должно быть помните Руже де Лиля. Его «Марсельеза» сделала больше, чем целая армия. С ее помощью народ изгнал иноземных захватчиков.
Он пожал плечами.
— История и медицина. Не улавливаю связи. И вообще, нельзя ли без увертюры?
— А что вы скажете о работах венгерских врачей, при удалении зубов использующих музыку для обезболивания?
— Пустяки, которые не имеют отношения к раковой опухоли.
— Допустим. Сейчас я перейду к тому, что имеет отношение. Но только не перебивайте меня, выслушайте до конца.
Получив торжественное обещание (оно было дано по всей форме, а легкую иронию можно было не заметить), я продолжал: — Клетки из которых состоит организм, держатся за жизнь. Без борьбы они не сдаются. И нередко в борьбе с микробами и вирусами побеждают. Это первое. Второе. Что такое раковая опухоль? Это те же клетки, только вышедшие из-под контроля организма, не подчиняющиеся законам нормальной физиологии. Они высасывают питательные вещества, обрекая остальные клетки на голод. Более того, их выделения отравляют организм. Мы знаем, обычно поле боя остается за этими клетками. Но бывает и наоборот. Бывает, что раковая опухоль рассасывается. Медицинской науке известно около ста подобных случаев. Конечно, не так уж много. Однако есть обстоятельства, когда исключения важнее правил. К сожалению, изучены они недостаточно. По-моему, решающую роль в этих парадоксальных случаях играет нервная система. Мобилизуя защитные силы организма, она делает его непобедимым. А если нервная система спит? Тогда… Тогда необходимо разбудить ее, прибегнув к внешним раздражителям!
Я остановился. Робертсон молчал. Лицо его было попрежнему непроницаемо. Но мне показалось, что одного я во всяком случае добился — он слушал.
— Вы знаете, господин профессор, что с помощью иглотерапии вылечивают семнадцать болезней. Среди них — трахома. Возникает естественный вопрос: как простой укол может привести к уничтожению микробов трахомы? Ясно, что игла здесь не больше, чем раздражитель. Борьбу же ведет центральная нервная система. Конечно, в данном случае иглотерапия исключается. Клетки мозга надо раздражать иным путем. Мне кажется, что музыка может сыграть прямо-таки чудесную роль в мобилизации мозговых клеток.
Теперь — я видел это ясно — профессор взвешивал мои соображения. Кажется, он с чем-то готов был даже согласиться, но привычное, воспитанное годами недоверие удерживало его. И тогда я пустил в ход свой последний довод.
— Помните, профессор, еще когда я только приехал, вы обратили мое внимание на странное обстоятельство. Два соседних села. Климат, условия жизни, характер работы — все одинаково. В первом случае только за последние годы посемь случаев заболевания раком. Во втором — ни одного. И это по статистике, которая ведется еще со времен британского владычества. И ведется, вы это знаете лучше меня, хорошо. Случайность? Я очень тщательно исследовал жизнь этих сел. Они действительно похожи во всем, кроме одногоу них разная музыка… Таков мой третий довод.
— Хорошо, господин Мансуров, — профессор взял сигару. — Какую именно музыку вы предполагаете использовать? Какой инструмент?
Переход был настолько неожиданным, что я не смог сразу ответить. Да, честно говоря, мне самому не все здесь было ясно.
— Пока трудно сказать. По-моему, лирика. Нечто такое, что спокойно и ненавязчиво напомнило бы капитану его жизнь, звало бы его к борьбе.
— Гм, да, — протянул Робертсон, глубоко затягиваясь сигарой. Кажется, он все еще колебался.
— С вашего разрешения я найду такую музыку, — осторожно добавил я.