— …А пока в стационаре освободилось еще одно место, — тихо сказал Дима.
— Ну, поздравляю! — говорит Нина вслух, поднимая рюмку с подсолнечным маслом. — Очень хочется хлеба. Совсем, как в блокаду. Только тогда она была, как все. Почему именно у нее?..
За стеной ругаются соседки. Почему не у них? Рак — смешное название. Подумаешь, рак… Грудная жаба — это точно. Больной задыхается, судорожно глотает воздух. А кому, глядя на нее, придет в голову, что она конченый человек?
А, вот почему рак! Время начинает пятиться. Больше нет будущего. Все в настоящем…
Но не сегодня же умирать. А что теперь делать со своим куцым настоящим? Явиться в институт к этому «Богу» в качестве подопытного кролика? Пищевод уже испорчен, но все остальное еще пригодится. Нет, героика не для нее. Обыкновенная женщина, обыкновенная учительница… «Нина Владимировна, за что мне двойка?»… Ставить только пятерки? Кому это надо? Поехать на лето в Крым, пока не поздно, пока может нравиться? Вздор, все вздор…
А чего она хочет? Теперь все будет мелочно, все вздорно.
Скорей бы кончился вечер. Сходить в «Спартак» на английскую комедию? Кажется, «Смех в раю» — как раз подходящая тема…
Часы, конечно, стоят. Большие старинные часы, которые надо заводить каждые трое суток.
Тогда, в блокаду, они тоже остановились. Сперва для отца. Он лежал на полу, словно в последний раз дирижируя широко раскинутыми, распухшими руками.
Потом для матери. Но этого Нина не видела. Ее с другими детьми увезли из городя в зеленой санитарной машине.
Далекая Астрахань и дальняя тетка. Хозяйство пригородное, хозяйство домашнее, очереди на пыльных улицах, сумасшедшее солнце, теткин форменный ремень, жесткий и твердый, как учреждение, где она служила. И снова Ленинград, гордый, как детство, и мокрое родное небо, и эти часы, которые стала аккуратно заводить тетка.
Но воздух Балтики не позволил ей долго получать пенсию, праведно ли, неправедно ли заработанную под жарким астраханским солнцем.
Вскоре зеленая санитарка, горящая в печурке дирижерская палочка, теткин ремень, огородная лопата — все это отошло для Нины в иную, уже прожитую жизнь.
В новой были: университет, «мадам Нинель» — дочь известного музыканта, сталинская стипендия и… директор школы.
Сперва она, как и другие практикантки, по-студенчески боготворила, не по летам серьезного Игоря Вениаминовича.
Потом, когда ремень, потверже теткиного, захлестнул стальной петлей его отца, и многие начинали спешить, едва директор входил в учительскую, он стал для нее просто Игорем.
…И он плакал, рассказывая ей правду об отце. Пожелай он того, она не побоялась бы кричать на всю школу, на весь Ленинград, на всю страну об этой правде…
…И было собрание. Игорь Вениаминович назвал своего отца подонком, и в его глазах дрожали слезы святой ненависти.
А у Нины к горлу подкатила тошнота, и для Игоря остановились часы.
Теперь они остановились уже для нее. Она ненавидела их, словно они были живым существом. И сейчас, в день своего рождения, ей начинает казаться, что вся жизнь прошла в борьбе с ними. И они победили, большие старинные часы, которые надо заводить раз в трое суток плоским изящным ключом.
Телефонный звонок: Дима Маленький сообщал, что в стационаре института освободилось место и Бог оказал протекцию.
Ну что ж, пусть больница. Там хоть она будет, как все…
— Салют наций! — заорал Дима, врываясь в лабораторию.
Креймер привык к выходкам своего коллеги и терпеливо ждал продолжения.
— У нашей Джеммы обнаружен фактор «X»! Ребята из электронной целуются!
Бог с эмоциями не спешил. Разочаровываться всегда гораздо труднее. Кроме того, ребята из электронной не упускали повода для поцелуев, — там работали две смазливые девушки.
— И вы молчите?! — взвыл Маленький, — главное в первоначальных раковых клетках. Опухоль еще отсутствует.
Креймер закурил, забыв продезинфицировать мундштук.
В лаборатории электронной микроскопии столпотворение.
Каким-то чудом сюда вместился весь огромный отдел этиологии и патогенеза. В центре внимания серия микроснимков.
Впечатлениями делились, кажется, все присутствующие. А огромный электронный микроскоп, одно из чудес двадцатого века, застыл над ними, как вставший на дыбы ящер доисторических времен.
На оперативном совещании с участием смежных групп обнаруженному антигену было присвоено условное наименование «Активатор Канцера» и намечен план дальнейших экспериментов.