Он приоткрыл балконную дверь.
— Тебе лучше не оставаться по вечерам дома, Илья, — деревянным голосом сказала старуха.
— Она не хочет видеться чаще, — механически ответил Креймер.
Он вышел на балкон, прямо под падающий снег.
— Не хочет… она не хочет, — шептала старуха.
Мир перевернулся, привычных понятий больше не существует.
Этот день всегда вызывал у Лены ощущение новизны. Казалось, назавтра опять крутой поворот, за которым опять начинается неизведанное, и впереди еще много, астрономически много, таких поворотов. Так было в школе, в университете, в аспирантуре, так, в силу инерции, продолжалось и на работе.
Сегодня знакомое чувство ожидания не приходило. Все представлялось будничным, серым. Повороты кончились, впереди было пусто.
А последний опыт? — попытался встряхнуть себя Маленький. Вот именно, что последний…
Недаром у англичан имеется особое время — презент континиус — продолжающееся настоящее…
Сейчас он идет в стационар, и пойдет туда завтра, и послезавтра, и каждый день, пока… Пока комбинация витаминов, продлевающая его настоящее, не превратится в прутик, перешибающий железный лом….И в дом превратится он сам. Дима представил себя лежащим под натянутым одеялом, из-под которого будут обязательно торчать носки. От этой мысли его передернуло.
— Бюрократы, как будто нельзя шить одеяла разных размеров, — вслух возмутился Дима, входя в амбулаторию.
— Тсс… — молоденькая медсестра указывала на перегородку. Оттуда доносился ровный голос Белинского.
— Совещание? — шепотом спросил Дима.
— Практиканты опять, надоели… — Она рефлекторно поправила косынку и быстро взглянула на Диму.
Но он прислушивался к Белинскому и противоречия между репликой «надоели» и поправленной косынкой не заметил.
— В нашей клинике все случаи — с поздней диагностикой, исключающей радикальное лечение. Поэтому мы вынуждены проводить паллиативное лечение — продлеваем жизнь больного и делаем ее по возможности терпимой. Использование новейших препаратов, с которыми вы ознакомитесь, позволяет не только обезболивать наиболее мучительный период заболевания, но и в ряде случаев даже возвращать на более или менее длительное время работоспособность.
— Лично я предпочел бы быстрый конец, чем медленное ожидание неизбежного, — запальчиво вставил кто-то из студентов, — это, по крайней мере, честнее и гуманней.
Наступила пауза. Дима очень ясно представил себе, как Белинский снял очки и близоруко щурится на выскочку.
— Сейчас он его испепелит, — подмигнул Дима сестре.
Но взрыва не последовало, Белинский ответил очень тихо:
— В роли врача вы имеете право предпочитать только одно: лишний год, месяц, день, минуту. Слышите, даже минуту… И вы обязаны не кривя душой, а именно честно верить до этой самой последней минуты, верить сильнее самого больного. Иначе — не берите диплом, и это будет вашим самым гуманным поступком.
— Передайте патрону, что даже я не сказал бы лучше, — довольно прошептал Дима, раскатывая рукав.
— Вы когда-нибудь задумывались над загадкой спонтанного, самопроизвольного рассасывания опухолей, даже в самых безнадежных случаях рака? — неожиданно спросил Креймер, едва Дима вошел.
— Я слышал об этих уникумах от Белинского. Время от времени он начинает ими просто бредить, — ответил Маленький. — Но у этого бреда обязательно должна существовать какая-то закономерность. Факты самоизлечения не случайны. Пусть очень редкие, но зато убедительные победы организма доказывают, что бредом является как раз мнение о присущей раку необратимости.
Креймер вовремя заметил в глазах Димы тоску и перешел от менторских рассуждений к делу.
— Эффектно! — выслушав, сказал Дима. — Но ведь мы уже пробовали нечто подобное.
— Пробовали, — согласился Креймер, — опять-таки слишком крупнокалиберно.
— Конечно, гораздо лучше ограничиться одним, единственно нужным элементом, но как отыскать иголку в стоге сена?
Нина, еще не открывая глаз, почувствовала, что на нее смотрят.
Старуха сидит рядом и, кажется, молится. Теплая ладонь гладит тонкую Нинину руку…
…Старуха пришла в самую слякоть. Она долго шаркала ботами по половице, а с зонтика, пока Нина не догадалась взять его, текла вода. Молчание продолжалось и в комнате.
Старуха, не скрывая, разглядывала Нину.
— Вы любите моего сына? — вдруг спросила она.
Наверно очень смешно, когда мать сорокалетнего мужчины приходит выяснять такой вопрос.