На этом, собственно, заседание ученого совета закрылось, но лаборатория Креймера сделалась Меккой. Уходящих тут же заменяли новые. Белинский ухитрился побывать дважды.
Во второй раз Дима, нежно погладив его по голове, сказал:
— Не смотри, пожалуйста, на меня влюбленной барышней. Первый поцелуй будет еще не скоро.
— Теперь я могу подождать, — серьезно ответил Белинский.
Наконец, они остались вдвоем.
Бог сидел в кресле, а Дима исповедовался стоя.
— К счастью, использовать себя в качестве подопытного кролика вошло у меня в привычку, — пошутил он, заканчивая исповедь.
— К несчастью, вы использовали последние активаторы, — задумчиво сказал Креймер.
Это прозвучало жестоко. Илья Борисович тут же поправился:
— Я безотносительно к вам говорю, с точки зрения будущего.
Дима расхохотался:
— Я благоразумно решил, что обезьянья доза мне ни к чему и ограничился половиной.
Кажется Бог катапультировал вместе с креслом.
— Вы заслужили памятник!
Дима не стал спорить, но выразил пожелание, чтобы потребность в этом возникла гораздо позднее.
Как ни странно, нерешенных проблем в связи с открытием активированных гранул стало больше.
— Мы долго карабкались, а взобравшись, очутились у подножия исполинской горы, — заявил по этому поводу Маленький и весело добавил: — Ну что ж, будем карабкаться дальше.
Главная трудность заключалась в невозможности исследований А-гранул в лабораторных условиях. За обсуждением этого вопроса вопросов пролетел вечер. Усталые, но довольные, они разошлись в середине центральной аллеи. Креймер свернул к стационару, Маленький пошел дальше.
О его приезде дома не знали. Он открыл дверь своим ключом, не зажигая света, прошел в комнату, перегнувшись через решетчатую боковушку кроватки, поцеловал теплый висок, присел на оттоманку.
Долго прислушивался к дыханию спящих. Завтра жена скажет: «Мы проспали тебя, да, Дим?».
«Дудки! Теперь меня уже не проспите, — с удовольствием подумал он. Хотя очень жаль, что применение в московской клинике индийского препарата ASflR свело на нет доказательственное значение моего выздоровления. Зато, будь все на строго научный лад, не было бы меня самого».
Дима, улыбаясь, прошел на кухню, вволю присыпал перцем холодное мясо с картошкой.
Спать не хотелось. Включил приемник, на пол-оборота повернул регулятор громкости.
«…Со счетом 3:1 автозаводцы победили армейцев Ростова…».
Дима, сам не зная отчего, опять широко улыбнулся. Где-то играют в футбол, за окном тарахтят последние трамваи, сопит во сне малыш. Все-таки здорово — чувствовать себя равноправным участником самого долгого на свете праздника — Жизни. Так можно до пятистопного ямба докатиться, мысленно обрывает он себя. А почему бы и нет? А потому, что некогда.
Бог придумал настоящее чудо. Завтра они начнут грандиозный опыт по превращению обезьяны в живую лабораторию, и последней порции А-гранул волей-неволей придется проявить свои чудесные свойства. А потом, радуйтесь люди! Ликуй, человечество!
Дима прямо из-под крана напился воды, рассмеялся вполголоса. «Ну, знаете, коли дело дошло до патетики, то вам пора бай-бай».
Мальчик поступил в конце дня. Белинский задержался, чтобы сегодня же сделать назначения. Потом, по привычке, заглянул к Нине.
«Удивительно, что Креймер не примчался прямо с заседания», — подумал он.
— Вы сегодня молодцом, одышки почти нет.
— Да, мне легче, — ответила Нина.
По коридору, тяжело ступая, прошла заплаканная женщина. Сопровождавший ее мужчина, заметив Белинского, вернулся. Он стал в дверях палаты, уставился Белинскому в рот. Белинский жалобно взглянул на Нину.
— Скажите, доктор… — начал мужчина, когда молчание сделалось совсем тягостным. Так и не закончив, неожиданно, словно секретничая, прошептал: — За один месяц поседела… а?
У Белинского дернулось левое веко. Нина замечала это во второй раз.
— Что с мальчиком? — спросила она, когда мужчина вышел.
— Саркома.
Нина почувствовала странное облегчение от мысли, что больна она сама, а не ее сын. Как будто у нее вообще был ребенок…
Белинский включил транзистор. Интересно, кого он сейчас отвлекает себя или ее? Если ее, то лучше бы не надо, подумала Нина. Этот шопеновский вальс окончательно испортил ей настроение.
…В тот вечер собрались самые близкие друзья Ильи. Одними из последних пришли старичок-академик и пианист, одутловатое лицо которого было знакомо Нине по афишам.