Дамочка рассказывает о стандартных вещах: короткая речь о прошедшем насыщенном лете, объявление о новом дресс-коде – они решили отказаться от униформы в этом году, – а затем краткое перечисление разрешенных в кампусе предметов одежды.
Сразу после этого я перестаю слушать.
Дело не в том, что я внезапно оглохла и ослепла. Нет. Это вина парня, который буднично проскальзывает в мой ряд с противоположного конца. Он самое восхитительное создание, которое я когда-либо видела.
Бейсболка, надетая задом наперед, скрывает темные взъерошенные волосы. Помню, как мне хотелось запустить в них пальцы. Это определенно он. Его покрытые татуировками руки сегодня обнажены. Бейсболка на нем, безусловно, противоречит дресс-коду, который женщина только что покорно продекламировала со сцены, но мне не кажется, что этот парень хоть кого-то или чего-то боится.
Откровенно дерзкая походка подтверждает – я права.
Белая ткань в рубчик облегает его грудные мышцы, а также заметные бугорки твердого пресса. Прикусив губу, я уже бесстыдно «инспектирую» его богоподобные черты: полуулыбку, обнажающую идеальные белые зубы, пухлые губы.
Но улыбается он не мне. Я даже не уверена, что он меня вообще видит. Он улыбается им, тем двоим, с которыми разговаривает. Парням, которые, скорее всего, являются его братьями. Возможно, они тройняшки, учитывая, что все вместе пришли на инструктаж. Они похожи, но не до конца. Каждый из троих, очевидно, прекрасно знает, что мог бы заполучить любую девушку в мире, но все же они пытаются показать, будто им плевать на взгляды одноклассниц.
О, но им не плевать.
Я нервничаю в обществе парней. Всегда нервничала. Потому, когда понимаю, что они не собираются сидеть в конце ряда, а вместо этого подсаживаются ближе ко мне, я срочно хочу как-то занять руки и засовываю в сумочку кипу бумаг, которые сегодня получила.
Затем он поднимает глаза, и его сногсшибательная улыбка буквально околдовывает меня. На секунду я задаюсь вопросом, помнит ли он меня – с той вечеринки в Беллвью-Хиллз, – но нет, вряд ли. С тех пор он, наверное, уложил на спину штук тридцать девчонок. А может, они стояли на коленях.
Я улыбаюсь, но ощущения кажутся странными, как будто я слишком много задумываюсь о том, как растянуть губы и кивнуть. Он по-прежнему движется в моем направлении, и я начинаю думать, что он заметил меня раньше, чем я увидела его. Может, даже сначала заметил, а потом решил подойти.
Хватит нести чушь, Блу. Они всего лишь парни. Да, очень, очень симпатичные парни, но тем не менее просто парни.
Он останавливается и нависает надо мной, и я говорю себе не поднимать глаз. Однако прятать взгляд еще более неловко, чем признать его присутствие. Поэтому я рискую, тут же осознавая, что и близко не готова к разговору.
Красавчик облизывает губы, и я задерживаю дыхание.
– Здесь кто-нибудь сидит? – спрашивает он и указывает на сиденье рядом со мной. Я пытаюсь прийти в себя от его шокирующе глубокого голоса. Он плавный, мелодичный. Готова поспорить, некоторые девушки отдаются ему, только заслышав этот идеальный тембр.
В горле ужасно сухо.
– Э… э, н-нет! Только я.
Голос звучит очень нетерпеливо, и я это просто ненавижу. Чтобы как-то поправить ситуацию, мягко улыбаюсь.
– Круто. Не возражаешь, если мы присядем?
Я моргаю, а затем качаю головой.
– Конечно. Без проблем.
Я отворачиваюсь, когда троица опускается на сиденья рядом со мной. Но тут внезапно осознаю, что все взгляды устремлены на нас. Даже при приглушенном свете все, кажется, заметили, как эти трое меня выследили.
Супер.
Не очень-то это помогает оставаться незамеченной.
Повернувшись, я чувствую, что тот, кого Джулс опознала как Царя Мидаса, пристально смотрит на меня, и я права. Он и правда смотрит. Его взгляд медленно перемещается вверх, от моих ботинок, прислоненных к спинке сиденья передо мной, к коленям, прижатым к груди. Осознав неловкость позы, я опускаю обе ноги на пол. Внезапное движение заставляет его глаза – идеального оттенка под названием «Зеленоглазый Сердцеед», как называет это мама, – встретиться с моими. Она придумала этот термин давно и часто его использовала. Так часто, что я знаю: она имела в виду ирисы такого темно-зеленого цвета, что на свету их лепестки покажутся настоящими изумрудами.
– Я Уэст. Это мои братья – Дэйн и Стерлинг, – добавляет он.
– Привет.
– Как дела?
Оба брата коротко здороваются, и я машу им рукой, затем решаю задать вопрос, на который, как мне кажется, я уже знаю ответ.