— О'кей, — примирительно заключил Б. Б. и с солидным видом набрал в грудь побольше воздуха. — Ну давайте, живенько, в чем проблема?
— Ну разумеется, живенько! Тебя же там молодой человек дожидается.
— Это мой воспитанник, — отрезал Б. Б.
— Ой, да конечно, никто и не сомневается. Я смотрю, он просто обожает хлеб с маслом.
Чтобы Б. Б. выслушивал подколы от какого-то Отто Роуза?! Выслушивал, да еще и утирался? Не бывать этому.
— Какого хрена тебе здесь надо? Откуда ты вообще узнал, что я ужинаю именно здесь? И что это за дело такое срочное? Нельзя было подождать до завтра?
— Между прочим, найти тебя гораздо легче, чем ты думаешь, — усмехнулся Роуз. — А насчет того, почему я не мог подождать до утра, так я тебе скажу, что ты еще плясать будешь — так обрадуешься, что я поспешил. Во-первых, вот что: мне пришел сигнал — в Джексонвилл какой-то журналист заявился.
— Вообще-то у них там газета есть, — заметил Б. Б., — и даже телевидение, я в прошлый раз проверил. Так что не вижу ничего удивительного в том, что там есть и журналисты.
Лицо Роуза расплылось в его особенной, островной усмешке.
— Этот журналист приехал туда специально, чтобы сделать репортаж про твоих ребят.
— Вот черт! И откуда он взялся?
— А я почем знаю? Я даже не знаю, собирается он сам за вами следить или уже внедрил к вам какого-нибудь агента.
Я уж не знаю, что там этот парень хочет раскопать, только у вас в любом случае столько интересного, что он и представить себе не может, на какую золотую жилу напал. Б. Б. закусил губу.
— Ну ладно, разберемся. Говори, что там у тебя еще.
— Ты, наверное, слышал, что на следующем заседании в легислатуре [Легислатура — в США законодательный орган штата] будет рассматриваться тот самый законопроект, который должен ввести строгие ограничения на торговлю вразнос. И мне буквально только что намекнули, что, если я его не поддержу, у меня начнутся серьезные проблемы со сбором благотворительных средств. Ну ты же знаешь, Б. Б., если только у меня будет возможность, я с удовольствием тебе помогу. Я ведь всегда старался отстаивать твои интересы. Я очень высоко ценю наши дружеские отношения. Но ты же понимаешь… Если я не поддержу этот законопроект, то потеряю очень много, а это значит, что потери придется восполнять. Изыскивать другие средства.
— Он хочет, чтобы ты сделал еще одно пожертвование, — объяснила Дезире.
В последнее время она частенько выкидывала такие вот штуки — констатировала очевидные факты. Можно подумать, без ее помощи Б. Б. ни за что бы не догадался, чего именно Роуз от него хочет.
— Господи, Отто, ну неужели это так срочно?
— Вообще-то я пришел, чтобы рассказать тебе о журналисте. Просто я подумал, что раз уж здесь оказался, то почему бы не поговорить заодно и об этом. В конце концов, это время не менее подходящее, чем любое другое. Хотя я, конечно, понимаю: ты был занят. Ты занимался воспитанием мальчишки. Если воспитание детей для тебя важнее, чем бизнес, — ну что ж, дело хозяйское. Я, правда, уверен: ты вряд ли хотел бы, чтобы в деловых кругах стало известно о том, как много для тебя значат эти, с позволения сказать, воспитательные мероприятия.
Ну вот вам, пожалуйста. Ведь это уже форменное вымогательство. Этот чертов Роуз пытается обратить самые лучшие наклонности Б. Б. против него же самого. И так всегда: человек, который хочет помочь обездоленным, вынужден противостоять беспринципным циникам. Но самое мерзкое: Роуз вложит выбитые из Б. Б. средства в программы предупреждения преступности и дополнительного обучения для детей Овертауна. Никто и слова ему поперек не скажет — просто потому, что он черный, и дети эти тоже черные, а значит, Роуз уже не кто-нибудь, а настоящий святой. И ради всего этого дерьма Б. Б. приходится стоять тут на солнцепеке и обсуждать всякую хрень с членом легислатуры, в то время как Чак сидит за столиком в полном одиночестве и его дружелюбное настроение портится с каждой минутой.
— О какой сумме идет речь? — поинтересовалась Дезире.
— О той же, что и в прошлый раз, дорогуша.
О той же, что и в прошлый раз, — значит, о двадцати пяти тысячах долларов. Когда такие небольшие выплаты следуют одна за другой, в итоге набегает огромная сумма.
— Отто, дай-ка нам пару минут, — попросила Дезире. Она взяла Б. Б. за руку и отвела его в сторону метров на пять. — Ну и что ты думаешь?
— Я думаю, что не желаю давать ему больше ни цента.
— Естественно. Но рассуди сам: если этот законопроект пройдет, ты потом проблем не оберешься.
— Так ты что, считаешь, нужно заплатить?
— Можно и заплатить. Только четко объяснить, что это в последний раз. Нельзя допускать, чтобы он использовал тебя в качестве кормушки и приходил подоить тебя всякий раз, как ему понадобится пара баксов на карманные расходы. Все это напоминает шантаж.
Б. Б. согласно кивнул:
— Как только разберемся с этим — сразу же позвони Игроку и расскажи ему про журналиста. Пусть будут начеку. И пусть его команда заплатит, что положено, в начале той недели. Обязательно скажи ему, чтобы принес наличные.
— О'кей.
Они вернулись к Роузу, чья физиономия по-прежнему сияла как медный таз. Он стоял с таким видом, будто собирается спеть им здравицу.
— Я достану деньги к началу следующей недели, — сказал Б. Б. — Но запомни: это в последний раз.
— Да брось, приятель: ты же понимаешь, что я ничего не могу обещать.
— Мы тоже ничего не можем обещать. Надеюсь, ты понимаешь, о чем я?
— Ну что ты, Б. Б., конечно.
— Я должен идти.
— Ах да, наверное, еще немного — и мальчик сам займется своим воспитанием, — съязвил Роуз напоследок.
Б. Б. вернулся в ресторан, а Дезире так и осталась стоять, опершись о его свежевымытую машину, скрестив руки на груди и глядя на Отто. Ветер нежно трепал ее русые волосы до плеч, а подбородок был слегка задран вверх. Дезире отлично знала, что при таком положении головы ее носик кажется еще острее. Дезире знала, что, если она приподнимет голову и наклонит ее вот так, вид у нее будет еще более суровый и рассерженный, а ей сейчас хотелось казаться очень сердитой. Хотя выступить против Б. Б. она пока что не была готова. Она даже не была готова сказать ему все то, что вертелось на языке. Рано или поздно это должно было кончиться, и она прекрасно отдавала себе в этом отчет, но кончать со всем именно сегодня не было никакой необходимости.
И дело было вовсе не в страхе: люди, которые никогда не встречались с Б. Б. лично, которые знали о нем только понаслышке или составили свое представление об этом человеке по тому, что знали о его деятельности, о ее масштабе и хитроумной организации, — такие люди его боялись. Но Дезире — совсем другое дело. Уж она-то его знала как облупленного. Нет, она его не боялась. Тут дело было скорее в чувстве долга — и жалости тоже. А вот Отто Роуза ей не было жаль.
— Да брось, Дезире. Ну, красавица, не смотри на меня так! Ты же прекрасно понимаешь: бизнес есть бизнес. Раз уж ты работаешь с таким человеком, как Б. Б., то не должна удивляться, если такие люди, как я, время от времени позволяют себе обращаться с ним, как он того заслуживает.
Дезире только покачала головой:
— Перестань, Отто. Ты же понимаешь, что, говоря гадости о Б. Б., ты загоняешь меня в угол.
— Да, я понимаю, ты права. Преданность прежде всего. Извини, я не должен был это говорить. Обещаю, что больше ни слова не скажу о Б. Б. Но о тебе-то можно сказать пару слов?
— А без этого никак? — Она несколько смягчила выражение своего лица, сделав вид, будто уже немного выпустила пар.
Отто подошел поближе.
— Ты чересчур хороша, чтобы работать на такого человека, как Б. Б. Я хочу сказать, ты хороша не просто как сотрудник, хотя уж в этом-то я убежден. Я хочу сказать, что ты очень хороший человек.