— Я пока что пас. Надо сперва поближе познакомиться с Томми.
— Да, разумно. Хотя сегодня, держу пари, будут слезы. Так что, парни, гамбургеры будете?
Несмотря на события сегодняшнего дня, я вдруг понял, что голоден. Это был какой-то особый, опустошающий голод: мне казалось, что еще немного — и тело перестанет мне подчиняться.
— Я буду, — заявил я. — Не слишком сильно прожаренный.
— Тебе к нему картошку фри или луковые кольца? — спросил бармен.
— Луковые кольца.
— Только луковые кольца, — попросил Мелфорд, разглядывая этикетку на бутылке с пивом, которую держал в руках.
— Хорошо, значит, один гамбургер с кольцами и одни кольца.
— Нет, вообще без гамбургера, — остановил его Мелфорд. — Я не буду ничего, а молодому человеку принеси только луковые кольца. Лучше даже двойную порцию: по-моему, он проголодался.
Бармен склонился к нам поближе.
— Интересно, а с чего это ты решил, что знаешь, чего хочет твой приятель, лучше, чем он сам?
— А откуда ты знаешь, что твой повар сегодня будет плакать, а не отрубится?
Бармен склонил голову в знак согласия.
— Ладно, твоя взяла.
Мелфорд улыбнулся.
— Итак, луковые кольца. — И он положил на стойку пять долларов. — Сдачи не надо.
Бармен ответил ему легким наклоном головы.
— Я что же, должен питаться луковыми кольцами? — спросил я. — Это что, тоже часть тайного кода идеологии?
— Что-то вроде того. Если хочешь общаться со мной, тебе придется отказаться от мяса.
— Да не хочу я с тобой общаться! Я хочу, чтобы ты вообще исчез из моей жизни! Я хочу вычеркнуть из памяти весь сегодняшний день, и тебя вместе с ним. Я через силу с тобой общаюсь, а ты еще хочешь, чтобы я гамбургеров не ел?
— Послушай, я понимаю твои чувства, — сказал Мелфорд, — и поверь, я не обижаюсь. У тебя был очень тяжелый день.
— Ой, спасибо тебе за такое офигенное понимание!
Я отвернулся и глубоко вдохнул, чтобы успокоиться. Мне постоянно приходилось напоминать себе о том, что если Мелфорд сказал, будто Карен и Ублюдок заслужили такую смерть, это вовсе не значит, что они действительно ее заслужили. Так что лучше этого парня не злить, и я решил сменить тему разговора.
— Значит, я должен отказаться от мяса? Ты что, вегетарианец, что ли?
— Да, Лемюэл, совершенно верно. Из того факта, что я не ем мяса, ты сделал абсолютно справедливый вывод, что я вегетарианец. Знал бы ты, как этих животных мучают, сам бы перестал мясо есть. Но ты этого не знаешь. Может быть, тебе даже все равно. Поэтому я насильно заставляю тебя отказаться от мяса. Мы еще вернемся к этому разговору, и тогда ты сам все поймешь. А пока что просто бери с меня пример — следуй за мной по пути добра и морали.
— Ты что, собираешься меня морали учить?
— Выходит, что так. Забавно, правда?
— Никогда раньше не встречал вегетарианцев, — признался я. — Теперь ясно, почему ты такой тощий.
— Ты что, моя мамочка, нацепившая на себя маску несмышленого подростка? Черт возьми, Лемюэл! Это же так просто: не ешь ничего, что связано с убийством или эксплуатацией животных, и все у тебя будет отлично. И не надо мне говорить, что я болтун. Если бы мы хотя бы питались только злыми животными — теми, что совершают безнравственные поступки, — я бы скорее согласился съесть эту парочку из фургона, чем гамбургер.
— Знаешь, все это не слишком убеждает меня в твоем душевном здоровье.
— Давай поговорим о чем-нибудь более приятном. Расскажи мне о своей очаровательной даме. Как там ее зовут? Чанта, что ли?
— Читра, — ответил я, не переставая чувствовать себя идиотом.
Как можно говорить о подобных вещах, находясь в столь плачевном положении? И в то же время какая-то часть меня была благодарна Мелфорду за возможность поговорить о Читре.
— Как думаешь, вы будете встречаться? — спросил он, и в его голосе я не уловил ни малейшего намека на насмешку.
Я только плечами пожал, как-то даже растерялся.
— Сейчас у меня есть куда более насущные проблемы. К тому же мы с ней едва знакомы. Мы встретились только на прошлой неделе.
— Подумаешь! Со мной ты познакомился только сегодня, а мы вон уже как близки!
Я предпочел пропустить эту фразу мимо ушей.
— Не представляю, может ли у нас с ней что-нибудь получиться. Чтобы накопить денег на университет, мне придется проработать весь год. А она через пару месяцев уедет в Маунт-Холиок.
— Подумаешь, люди и на расстоянии общаются, — возразил Мелфорд.
— Ну да… Но все-таки я боюсь, что сохранить отношения в таких условиях будет сложно. Сам понимаешь: все эти переживания, новые ощущения… Хотя, с другой стороны, если она пойдет в девчоночью школу, то, может, все не так уж и страшно.
— В женский колледж.
— Что?
Он отхлебнул пива.
— Это не девчоночья школа, а женский колледж.
— И какая разница, позволь спросить? — Я был не в состоянии выслушивать идиотские придирки.
— Разница большая. По крайней мере для меня. И для тебя, кстати, тоже. Нельзя так легкомысленно относиться к словам, Лемюэл: они обладают большой властью и всегда имеют последствия. Пока мы не научимся выражаться тактично по отношению к противоположному полу, настоящего равенства между нами не будет.
В этот самый момент что-то с силой шлепнуло меня по затылку. Это произошло настолько внезапно и я настолько оторопел, что даже не почувствовал боли. Я обернулся и увидел перед собой двух дюжих парней с киями в руках. Они хохотали.
Оба были одеты в выцветшие джинсы и футболки: один в черную и драную, другой в бледно-желтую, с надписью «Устрицы Боба» на груди. Под надписью красовалось изображение устрицы со словами «Съешь меня», обведенными в облачко, которое вылетало у нее из… даже не знаю, как сказать: изо рта? из клюва? из хобота? — или что там бывает у устриц.
Мое горло мучительно сжалось, душа ушла в пятки, и где-то глубоко внутри разрасталась отчаянная тоска, которую можно было бы выразить одной фразой: почему я, ведь нас же двое. Мы оба сидим рядом за барной стойкой. Мне казалось, что сам я ничем не отличаюсь от любого другого подростка. На мне, правда, был злополучный галстук — но что с того? Зато Мелфорд с его чудаковатой внешностью и дурацкими обесцвеченными волосами, торчащими во все стороны, будто он только что встал с электрического стула, казался мне куда более подходящей мишенью для насмешек. И что же? Эти молодчики все равно пристают ко мне. Они всегда пристают ко мне.
Пару секунд никто не произносил ни слова. Те двое пялились на меня. Я отвернулся.
— Ребята, вам не кажется, что вы далековато отошли от бильярдного стола? — поинтересовался Мелфорд.
Ну вот, сейчас он их прикончит, подумал я, онемев от сознания собственного бессилия. Сейчас произойдет еще одно убийство, прямо здесь, у меня на глазах. Мне опять придется смотреть, как умирают люди. Полная комната умирающих.
«Устрицы Боба» оскалился, обнажив пасть, полную меряющих зубов.
— Ну и что? — ответил он. — Тебе-то какое дело?
— Мне-то? — переспросил Мелфорд и пожал плечами. — Да вроде никакого. А тебе?
— Чего? — переспросил незнакомец.
— А? — переспросил Мелфорд.
— Что ты сказал?
— Что ты сказал?
— Какого вообще дьявола тебе нужно?
— Честно говоря, никакого.
— Ненавижу, когда сюда припираются педики! — заявил верзила в черной футболке.
— Я считаю нашу внешнюю политику относительно Сальвадора не вполне удачной, — высказался Мелфорд.
Парень в черной футболке нахмурился:
— Что за дерьмо ты несешь?
— Да сам не знаю. Я так понял, что мы тут просто высказываем свои соображения на разные темы. Твое заявление показалось мне совершенно неуместным, вот я и решил, что в ответ нужно сказать что-нибудь в том же духе.
С этими словами он взял со стойки бутылку, уже наполовину порожнюю, и одним залпом выдул остатки пива. Затем он покачал пустой бутылкой перед верзилами, как бы предлагая им засвидетельствовать, что пиво кончилось.
— Еще пиво будете?
— Тебе-то что?
— Да ничего. Просто лично я собираюсь заказать еще, а раз уж мы с вами тут так мило беседуем, то я, как человек вежливый, готов угостить и вас. Так что, будете?