В закусочной, где все пропахло кленовым сиропом, мы сидели и смотрели, как наша официантка расставляет перед нами толстостенные белые чашечки с кофе, по краям которых стекали темные капли. Мне показалось, что это подходящая прелюдия для разговора по душам, но я никак не мог придумать, с чего начать.
— Мы с тобой впервые вдвоем на этой неделе, — сказала Читра.
Многообещающее начало.
— Да, действительно.
Ну придумай же что-нибудь умное! Что-нибудь проницательное, очаровательное и обезоруживающее.
— И это открывает перед нами много возможностей, — добавил я.
Читра сощурилась:
— Например?
Неужели я зашел слишком далеко? Сразу позволил себе слишком много? Сказал что-то непристойно-вызывающее? Надо было срочно реабилитироваться.
— Ну, например, мы можем поговорить. Просто, понимаешь, я не хочу ни о ком сказать ничего плохого, но ты… ты не похожа на остальных книготорговцев.
— Ты тоже не похож.
— Почему ты так думаешь? — спросил я.
— А почему ты так думаешь? — И она спрятала лукавую улыбку в чашке с кофе.
Щеки у меня горели.
— Ты мне кажешься — как бы это сказать? — более цельной, чем остальные. К примеру, ты собираешься в женский колледж, ну и так далее.
Она одарила меня взглядом, полным приятного удивления. Очко в мою пользу — благодаря уроку такта, который преподал мне Мелфорд.
— Я надеюсь, что это место окажется для меня более подходящим, чем мир книготорговли, — заметила Читра.
— Я в этом совершенно уверен. Слушай, я тебя еще об этом не спрашивал: как вообще могла здесь оказаться такая девушка, как ты?
В ответ она пожала плечами: казалось, мой вопрос заставил ее почувствовать себя неловко.
— Просто пришло лето, вот мне и понадобились деньги. И мне нужно было больше, чем можно заработать в какой-нибудь лавке в универмаге.
— Да, уж я-то знаю, как это бывает.
Ведь я уже рассказал ей, что коплю деньги на учебу в Колумбийском университете.
— Я бы тоже хотела проработать целый год, как ты. У моего отца есть небольшое дело — химчистка. Он арендует помещение, а тут возникли сложности с хозяином — не очень честным человеком. В общем, кончилось тем, что отцу пришлось влезть в долги. Но он наотрез отказывается взять часть той суммы, которая была отложена мне на колледж. Вот я и стараюсь побольше заработать, чтобы помочь родителям выпутаться из долгов.
Я рассмеялся:
— А вот у меня все ровно наоборот. У моих родителей деньги есть, но они мне их не дают.
— Да ладно тебе. Ты уж мне поверь, у меня с родителями тоже проблем немало. Например, они считают, что я слишком поддалась влиянию Америки. Им не нравится, как я одеваюсь, не нравится музыка, которую я слушаю, не нравятся мои друзья и мой парень.
Я непринужденно отхлебнул кофе и выжал из себя улыбку — должно быть, нелепую до безобразия. Во всяком случае, у меня было такое ощущение, будто я стараюсь свести уголки губ на затылке.
— Серьезно? — с трудом выдавил я.
Читра нахмурила брови:
— Ну, вообще-то мой бывший парень. Можно и так сказать. Короче, у всех членов моей семьи есть одно общее свойство: они слишком легко судят о людях. И у них по любому поводу возникают предчувствия. Например, у них было предчувствие относительно Тодда, моего парня.
— Твоего бывшего парня, — поправил я. — Можно и так сказать.
Она снова бросила на меня косой взгляд:
— Ну да, бывшего парня. В общем, они попытались ему об этом сказать, и все сложилось немножко не так, как хотелось бы. Папа почему-то сразу решил, что от Тодда будут одни неприятности, и после этого уже не мог думать иначе.
— Ты говоришь, что все в твоей семье такие. А у тебя самой не было предчувствия по поводу Тодда?
— Как же, — ответила Читра, — было.
— Но оно было другое?
— Нет, мне тоже казалось, что от него будут одни неприятности. Но девушкам это иногда даже нравится. Наверное, — добавила она, — от тебя, Лем, тоже могут быть неприятности, только немного другие.
Я уже совсем было принялся гадать, к чему она, собственно, клонит, как вдруг подошла официантка. Мне пришло в голову, что я даже не знаю, чем обычно завтракают вегетарианцы. Интересно, когда я решил стать вегетарианцем? Я и сам не смог бы сказать. Просто мне вдруг показалась странной сама мысль о том, что можно есть мясо. В общем, я решил, что подумаю об этом как-нибудь в другой раз, когда у меня будет время спокойно сесть и раскинуть мозгами. А пока что на всякий случай я заказал себе овсянку и попросил официантку не класть в нее ни молока, ни масла.
Читра заказала омлет с сыром.
— Ты что, вегетарианец? — спросила она, как только официантка отошла.
Сам не знаю почему, но я вспыхнул до корней волос. Помня ее недавние рассуждения о том, что ей нравятся парни, приносящие неприятности, к числу которых был непонятным образом причислен и я, я сам себе не мог объяснить, почему вопрос о вегетарианстве так сильно меня задел.
— Может быть. Сам не знаю. Я пока еще только пробую. Но мой друг Мелфорд — ты его знаешь — пытается уговорить меня стать вегетарианцем. Я думаю, дело в том, что бывают такие вещи, о которых если уж однажды услышал, то потом не можешь притвориться, будто ничего о них не знаешь. К примеру, то, как обращаются с животными.
— Тогда лучше не рассказывай, — попросила Читра. — Я слишком люблю курятину.
Наверное, я выглядел разочарованным, потому что она улыбнулась мне и пожала плечами:
— И давно ты не ешь мясо?
— Да нет, совсем недавно, — ответил я.
— И когда началось это «недавно»?
— Вчера вечером.
Читра рассмеялась:
— Интересно, неужели вчера вечером случилось что-то особенное? Может быть, ты познакомился с какой-нибудь хорошенькой вегетарианкой?
Тут мои нервы разыгрались окончательно.
— Вовсе нет. Не было никакой девушки. Просто мы разговаривали об этом с Мелфордом, и он рассказал мне про все эти ужасы. Как оказалось, очень убедительно.
— Видно, таков уж этот Мелфорд, — заключила Читра. — Мы с ним поговорили совсем недолго, но я сразу поняла, что он харизматичная личность. Как только начинаешь с ним разговаривать, сразу же возникает чувство, будто вы знакомы сто лет, и ты сразу раскрываешься перед ним. Я ему даже рассказала кое-что такое, чего говорить не следовало.
«Это она, наверное, о том, что считает меня умным», — подумал я. Я готов был произнести это вслух, но вовремя остановился. Мне хотелось понравиться ей, а не поумничать за ее счет.
— Да, это точно, харизма у него есть.
— А ты давно его знаешь?
— Вообще-то не очень.
— Но, надеюсь, все-таки немножко дольше, чем не ешь мясо?
— Да, немножко дольше, — ответил я, стараясь изобразить игривую непринужденность, но чувствуя, что ненавижу себя за эту полуправду-полуложь.
— Он очень приятный человек, — продолжала Читра, — но, честно говоря, мне он все равно как будто не понравился.
То есть нет — понравился, конечно, но я ему как-то не доверяю. Не знаю даже, как объяснить: я вовсе не хочу говорить плохо о твоих друзьях. Просто мне показалось, что если знаешь его не слишком хорошо, то лучше вести себя поосторожнее, потому что, честно говоря, если уж задумываться о предчувствиях относительно разных людей, то по поводу Мелфорда у меня точно есть предчувствие.
— Правда?
Это «правда?» я держу на все случаи жизни.
— Мне показалось, что от него тоже могут быть неприятности. Самые что ни на есть настоящие. Не как с Тоддом, с которым было непонятно, куда он в конце концов попадет — в тюрьму или в колледж, и не как с тобой, с этой твоей загадочной непоседливостью, — я говорю о настоящих неприятностях.
Мне хотелось сказать ей столько всего, что я даже не знал, с чего начать. Например, по поводу этого — вроде бы бывшего — бойфренда, который мог оказаться в тюрьме. Что с ним в итоге случилось? И что именно ей кажется во мне загадочным? И что она имела в виду, когда назвала меня непоседливым? Кроме того, чем ей не понравился Мелфорд? Быть может, она уловила какую-то особую вибрацию, исходящую от этого человека, и подумала: «Боже мой, а не убил ли он кого-нибудь?»