И как только я решил, что меня постиг полный провал, я наконец увидел его. Он лежал на самом видном месте: прямо на стеклянном журнальном столике, в дальнем конце комнаты, рядом с ведерком свежего льда, накрытым чистым полиэтиленовым мешком. Черт, он был настолько на виду, что я чудом заметил его. Это был ежедневник Игрока.
Там могло оказаться все, что мне нужно. Это был один из тех ежедневников, которые по толщине не уступают дешевым романам и имеют почти столь же замысловатый сюжет. Он был украшен застежками и маленькими кармашками, которые располагались на обложке и форзацах. Он был устроен по принципу скоросшивателя, так что листы можно было вынимать и вставлять. Они были очень плотно нанизаны на узенькие кольца, и их было трудно переворачивать. Полистав ежедневник, я начал понимать, что это не такое уж золотое дно: почерк Игрока я разбирал с трудом. Для каждой недели был выделен отдельный разворот, и каждому из дней соответствовала как минимум одна запись. Беда была в том, что эти записи были для меня непонятны. Например: «Бил, 3.00, блины». Почему-то это ни о чем мне не говорило.
Но потом я заметил, что одно из имен постоянно повторяется — Б. Б.: «Б. Б. позвонит после 12.00», «Посоветоваться с Б. Б.», «Б. Б. в 9.00 у Денни». Я подумал, что это что-нибудь да значит. В конце ежедневника я обнаружил раздел для адресов и телефонов; страницы эти были исписаны вдоль и поперек. Я сосредоточился на букве «б», но ничего интересного там не нашел. Тогда я порылся в кармашках, из которых торчали многочисленные визитные карточки: я надеялся найти хоть кого-нибудь с инициалами «Б. Б.» — но тщетно. Торговцы, адвокаты, агенты по недвижимости, врачи и прочие — сплошное дерьмо. Я запихивал их обратно, стараясь сохранить прежний порядок, но тут одна из карточек привлекла мое внимание. На ней было написано: «Уильям Ганн. Оптовая продажа скота».
Бобби говорил, что некто Ганн является владельцем «Пути к просвещению». Какое же отношение он может иметь к продаже скота? В ежедневнике Игрока я не обнаружил ни одной записи, имеющей хотя бы отдаленное отношение к скотоводству. Правда, у Джима Доу была свиноферма. К тому же фамилия была знакомая — Уильям Ганн. Б. Б. Ганн [От английского названия пневматического оружия — «В. В. gun» (Ballistic Ball gun)] — вспомнил я. Совершенно естественное прозвище — такое же естественное, как у Игрока. Я подбежал к письменному столу, взял ручку и блокнот с рекламой мотеля и переписал с карточки все данные. Потом я аккуратно разложил все по местам и еще раз внимательно оглядел комнату, желая убедиться, что все лежит на своих местах.
Оставалось только незаметно убраться отсюда, и можно будет спокойно возвращаться домой. Я немного раздвинул шторы и, насколько это было возможно, оглядел окрестности. Радиус обзора был не слишком велик, но я почти уверился в том, что мне ничего не грозит. В полном спокойствии я отворил дверь и выступил под яркие лучи солнца.
Оказалось, что радиус обзора меня все-таки подвел, да еще как. В пяти метрах от меня на балконе, засунув руки в карманы, стоял Бобби.
ГЛАВА 23
Дезире водила коротко остриженным, ненакрашенным ноготком туда-сюда по трубке телефона-автомата. Она давно должна была позвонить Б. Б.: он наверняка уже заждался. Наверное, он удивляется, а может быть, даже беспокоится, что она до сих пор не позвонила. Он вообще все время о ней беспокоится. Стоит ей опоздать на полчаса — и Б. Б. уже места себе не находит. Дезире предпочла бы считать, что просто нужна ему: кто же приготовит ужин, если она вдруг погибнет в автокатастрофе? Но дело было, увы, не только в этом. На свой особый, эгоцентрический лад Б. Б. все же ее любил. Она это знала, и от этого ей становилось только тяжелее.
После китайского ресторана Дезире перестала следить за мальчишкой и его другом. К чему лишняя суета? Все равно она решила ничего не рассказывать Б. Б. Афродите эти двое, похоже, понравились: Дезире отчетливо ощущала эмоции своей погибшей сестры-близняшки. Особенно Афродите понравился приятель мальчишки — Мелфорд. Это лишний раз доказывало, что у сестер больше общего, чем можно было подумать, и они все же во многом способны достичь согласия. Если Дезире станет следить за ними и выполнит тем самым просьбу Б. Б. — это будет слишком похоже на предательство. Значит, выбор у нее невелик: кого-то предать все равно придется.
Когда Мелфорд говорил о людях, которые смотрят на зло сквозь пальцы только потому, что так им удобнее, Дезире показалось, что он имеет в виду ее. Будто он знает все про Б. Б., про то, чем он занимается и чем скоро начнет заниматься, как только роль наставника перестанет помогать ему сдерживать свои желания. Мелфорд как будто знал и о том, что Дезире помогает Б. Б. продавать крэнк — отраву, которая саму ее чуть не погубила. Но, разумеется, он ни о чем не знал. Он просто рассказывал ей о том, что хотел бы помочь маленьким ягнятам и свинкам, и это звучало очень мило и наивно. Существование Дезире так долго было связано с преступлениями, наркотиками и гибелью, что ей очень хотелось обратиться к добру, заняться чем-нибудь полезным и бескорыстным — например, помогать животным.
Возможно, у самого Б. Б. руки и не были запятнаны кровью, но Дезире с самого начала знала, что его маленькая империя стоит на костях. Разрушенные жизни, боль, страдания и смерть — все было поставлено на службу мету. Безусловно, Б. Б. был добр к ней, поэтому она и смогла ему посочувствовать, привязаться к нему, заботиться о нем, но это вовсе не значило, что она обязана и дальше ему помогать.
— Здорово, крошка! Мне нравится твой прикид.
Дезире подняла голову. В метре от нее стоял широкоплечий мужчина лет сорока, с длинными волосами и бородой, в джинсах и высоких байкерских ботинках. Под мышкой он держал связку из шести банок пива «Старый Милуоки».
— Ты закончила говорить? — спросил он. — А то мне надо мамочке позвонить — сказать, что я влюбился.
— Кончай пялиться, здесь тебе не стрип-клуб, — ответила Дезире. Голос ее звучал спокойно, почти отсутствующе.
— Ух ты! — усмехнулся парень, отступив на полшага. Он поднял руку, будто защищаясь, и слегка приподнял другую, которой по-прежнему прижимал к себе упаковку с пивом. — Зачем же сразу злиться, детка? Почему мужчина не может сказать тебе, что ты ему нравишься?
Дезире вышла из телефонной будки, встала лицом к лицу с незнакомцем, выхватила свой пружинный нож и выкинула лезвие. Все это произошло за какую-то долю секунды и, казалось, было неожиданно даже для нее самой.
— А вот поэтому, — ответила она. — Не может.
— Черт возьми! Понял.
Незнакомец отступил на два шага назад и слегка пожал плечами, словно давая понять любому случайному зрителю, что ему наплевать.
Дезире стояла и смотрела ему вслед, пока он не исчез. Затем сняла трубку и набрала номер мотеля, но, не дождавшись первого гудка, нажала на рычаг. Нет, с Б. Б. пора было завязывать, и не когда-нибудь, а прямо сейчас. Слишком долго она была его соучастницей и делила с ним вину.
Ведь причина их ссоры, происшедшей в прошлом месяце из-за мальчика, которого они встретили на дороге, была именно в этом: она должна была установить границу. Пока Дезире оставалась с Б. Б., граница эта скрывалась где-то далеко за горизонтом, но теперь приблизилась и оказалась прямо под ногами. Стоя на границе, думала Дезире, человек одновременно видит и то, что находится по другую ее сторону, и то, что осталось далеко позади и почти что исчезло в туманной дымке.
Нет уж, хватит. Они с Мелфордом перекинулись только парой слов, но Дезире была абсолютно уверена, что он хотел сказать ей именно это. Каждое событие имеет свою причину, и случайность — всего лишь частный случай закономерности. Все, что происходит внезапно, все неожиданные события — это звенья в цепи единого великого замысла. Пора было двигаться дальше и, возможно, расплачиваться за свои ошибки. Во вселенной должно царить равновесие. Раньше она творила зло — пора начинать творить добро. Но каким образом? Разрушить бизнес Б. Б.? Расстроить систему сбыта крэнка? Нет, вряд ли это выход. Б. Б. уже не переделаешь, а он все-таки очень ей помог. Придется придумать что-то другое, и, может быть, кое-кто даст ей подсказку.