— Ты уж поверь, — ответил Мелфорд. — Лемюэл, смотри-ка, нам повезло: тут и видеозаписи есть.
И пока Дезире фотографировала, мы с Мелфордом принялись запихивать видеокассеты в сумку. Затем мы погасили свет и покинули лабораторию. Мелфорд взглянул на часы:
— Конечно, не стоит испытывать судьбу. К тому же я не хочу, чтобы Лемюэл опоздал на встречу со своим боссом и превратился в тыкву. Но почему бы нам не заглянуть еще в одну лабораторию? Лично меня очень интересует лаборатория номер два: я о ней кое-что слышал.
Мы двинулись вслед за ним по коридору за угол и оказались возле следующей двери, из-за которой доносилось сдавленное поскуливание. Запах был почти такой же, как в предыдущей лаборатории. Когда Мелфорд включил свет, мы увидели, что комната доверху заставлена клетками, в каждой из которых сидела собака. Клетки стояли одна на другой в два или три ряда; между ними лежали тонкие листы фанеры, но толку от них было немного, так что экскременты животных из верхних клеток падали в нижние.
Собаки лежали, опустив морды на лапы, и следили за нами большими карими глазами. Несколько собак настороженно тявкнули, где-то в дальней части комнаты одна из них заскулила.
Мелфорд взялся за осмотр лаборатории и через некоторое время обнаружил желанный планшет.
— Только не это, — выдохнул он. — Через пару дней на них начнут проводить исследования ЛД-пятьдесят на пестициды. Обезьяны уже умерли наполовину, а этих ребят еще можно было бы спасти: они совершенно здоровы. Но мы, к сожалению, ничего не можем сделать. Это самое тяжелое в нашем деле. Если мы попытаемся их освободить, нас схватят, а собак посадят обратно в клетки. Все, что мы можем сделать, — это сфотографировать, собрать документы, передать улики в хорошие руки и дожидаться лучшего дня.
— А где они взяли всех этих собак? — спросила Дезире.
— Ну во-первых, многие приюты для бездомных животных заключают сделки с подобными заведениями. Они отправляют сюда пропавших животных, за которыми никто не пришел. Но помимо этого, лаборатории заключают незаконные сделки с похитителями животных. Эти ребята воруют чужих зверей и продают их в такие вот заведения по пятидесяти баксов за голову. Человек без чести и совести может очень неплохо на этом заработать.
Дезире опустила фотоаппарат.
— Мелфорд, мы не можем бросить их здесь. Если бы мы попробовали выпустить их в лес, у них, по крайней мере, был бы шанс.
— Мы не можем этого сделать, — ответил он. — Мы не можем вывести отсюда двадцать или тридцать собак так, чтобы охранники ничего не заметили.
— Как хочешь, а я их не оставлю, — ответила она.
— Нет, оставишь, — возразил Мелфорд. — Если мы все вместе загремим в тюрьму, это никого не спасет. Если хочешь идти этой дорогой — научись держать себя в руках. Нельзя же взрывать каждый «Макдональдс», мимо которого проезжаешь. Нельзя освободить всех животных, которые страдают на животноводческих фабриках. Я понимаю, тебе бы очень хотелось так сделать, но это невозможно. Иногда мысль об этом просто сводит с ума. Возникает чувство, что все, что ты делаешь, — сизифов труд. Но ведь битва идет не за текущий момент, не за одну секунду, не за год и даже не за десять лет — победа ждет нас в лучшем случае через несколько поколений. Поэтому приходится делать выбор. Мы делаем все, что можем, стараясь при этом не потерять свободу и возможность бороться дальше, постепенно разрушая систему. А если нас арестуют и собак снова посадят в клетки — никому от этого лучше не станет.
— Но ведь мы берем на себя право решать, кому следует жить, а кому умереть. Не значит ли это, что мы поступаем так же аморально, как люди, которые поставляют сюда животных?
— Нет, — отвечал Мелфорд. — Ведь это они привозят сюда животных, а не мы. А мы делаем все, что от нас зависит. В данном случае — собираем улики.
— Хорошо, — сказал я. — Тогда мы заберем хотя бы одну собаку. Ведь одну-то мы можем взять, правда?
— И как ты решишь, какую из них взять? — спросил он.
Я наугад ткнул пальцем. Это был черный пудель — конечно, не Рита, собака Вивиан, — но я был уверен, что Вивиан позаботится и о нем. Я подумал, что она воспримет это как божественный знак, как ниспосланное ей свыше утешение. Возможно, это была и дурацкая мысль, но она меня увлекла. Я решил, что смогу найти для этой собаки дом и человека, который будет ее любить. Идея спасения животных вдруг перестала быть для меня абстракцией и обрела конкретный смысл.
— Мы возьмем вот эту собаку, — объявил я. — Не хотите — можете уходить без меня.
Мелфорд выругался, но возражать не стал. Дезире одобрительно кивнула мне:
— Если Лем знает человека, который согласится взять эту собаку к себе, мы не можем оставить ее здесь умирать во имя «Черного флага» [«Черный флаг» (Black Flag) — товарный знак инсектицида].
— Но это же пудель, — сказал Мелфорд. — Он будет лаять.
— Не думаю. — Я чувствовал, что увлекаюсь все сильнее. — Неужели Мелфорд Кин, человек с железными нервами, побоится совершить благородный поступок?
— Но, Лемюэл, нужно вести себя разумно. Какой смысл в том, чтобы выиграть битву и проиграть войну?
— Но это же одна-единственная собака, — сухо возразила Дезире. — Лаять она не будет. Лично я на стороне Лема. Так что ты как хочешь, а мы ее берем.
Мне показалось, что Мелфорду понравилась твердость Дезире, хотя, возможно, он просто решил, что ее не переубедишь.
— Ладно, к черту! — сказал он. — Согласен.
Он подошел к клетке и стал осторожно ее открывать. Я был уверен, что Мелфорд — человек достаточно разумный, чтобы догадаться, что собака, с которой так плохо обращались, вполне может кинуться на него, но пуделиха покорно вышла из клетки и тут же лизнула ему руку. Я решил, что это добрый знак.
— Ну ладно, — сказал Мелфорд. — Теперь попробуем вывести ее.
Но, обернувшись, мы увидели охранника, который стоял в дверях.
Мелфорд, в отличие от меня, не заметил, как Дезире засунула руку в задний карман своих джинсов и достала оттуда складной нож. Она нервно теребила его в руке, но не стала пока открывать. Возможно, она всерьез верила, что Мелфорд — противник насилия, но сама явно еще не готова была подписаться под манифестом Фронта освобождения животных. Похоже, эта парочка была сделана из одного теста.
— Чем обязан? — спросил Мелфорд.
Он нашел где-то поводок и пытался теперь прицепить его к ошейнику пуделя. На охранника он едва взглянул.
— Кто вы такие? — спросил охранник.
Парню было за сорок, и избыточный вес уже явно доставлял ему неудобство при ходьбе. Он уставился на нас темными глазами, под которыми висели тяжелые мешки.
— Я доктор Роджерс, — ответил Мелфорд, — а это мои студенты, Труди и Андре.
Охранник продолжал на нас пялиться.
— Что вы здесь делаете?
— Я провожу «пятьсот четыре-же», — отвечал Мелфорд.
Лицо охранника приняло озадаченное выражение, и я догадался, что Мелфорд только что придумал эту фразу.
— Почему же никто ни слова не сказал мне о том, что вы будете здесь?
— Почему вы меня об этом спрашиваете? — отпарировал Мелфорд.
— Покажите мне ваше удостоверение.
— Я покажу его вам на выходе, — ответил Мелфорд. — Вы же видите, что сейчас я занят. Вы что, недавно работаете? Иначе вы бы знали, что нельзя отвлекать сотрудников, когда они занимаются животными.
Охранник на минуту задумался.
— Я был здесь сегодня весь день. Почему же я не видел, как вы входили?
Похоже, этот вопрос привел Мелфорда в замешательство — во всяком случае, он не нашелся что ответить.
— Ну ладно, — сказал охранник. — Я сейчас позвоню доктору Трейнеру, и если окажется, что он не в курсе, я вызываю полицию. А пока что заприте собаку обратно в клетку и следуйте за мной.
— Нет, постойте, — сказал Мелфорд. — Дайте-ка я вам сперва кое-что покажу.
Он отдал мне поводок и подошел к своей большой черной сумке. Дезире раскрыла свой нож. Я застыл в ужасе: сейчас Мелфорд возьмет пистолет и застрелит охранника, который просто выполнял свою работу и не сделал никому ничего дурного. Он не был воплощением злой силы, как Карен и Ублюдок. Этот чувак был просто честный работяга.