Доу допил свой напиток и уронил бутылку на пол.
— Отлично, — сказал он, — мне нравится твой подход. Нам всем сейчас нужна железная рука. — Перед дверью он обернулся. — Не хочешь, чтобы я позаботился о Б. Б.?
— Это еще к чему? — спросил Игрок. — У тебя что, все так гладко идет, что тебе заняться нечем?
— Нет, — объяснил Доу, — просто я подумал, что сам ты не захочешь мараться. Но пусть будет по-вашему, босс.
Когда Доу вышел, Игрок встал, чтобы смешать себе еще один коктейль. Итак, этот чертов Б. Б. хочет его поиметь. Но зачем? Впрочем, он действует настолько глупо и неуклюже, что опасаться здесь нечего. Анонимный телефонный звонок! Чушь какая-то. Эту игру Б. Б. проиграл. И даже если бы он не плел интриги против Игрока, его давно пора было устранить ради всеобщей безопасности.
Ну что ж, подумал Игрок: значит, правду все-таки люди говорят, что вселенная стремится к равновесию. Возможно, все эти неприятности еще обернутся для него выгодой. К тому же это отличная возможность направить бессмысленную агрессию Скотта в нужное русло.
После неприятного разговора с Игроком Б. Б. отправился в ближайший «Макдональдс», чтобы выпить клубничный коктейль и посмотреть на местную публику. Он любил заглядывать в «Макдональдс»: там всегда было полно счастливых детей, которые поедали свою любимую дерьмовую еду. Работая в своем Фонде помощи юношам, он встречал только несчастливых детей, но счастливые ему тоже нравились.
Б. Б. прихватил с собой газету, но читать ему не хотелось: он смотрел прямо перед собой, стараясь избегать взгляда огромных глаз темноволосого подростка, который стоял за прилавком и вел себя так, будто никогда прежде не видел человека, пьющего молочный коктейль.
Просидев так час и не найдя себе достойного предмета для наблюдений, Б. Б. вернулся в мотель. Он подумал, что, наверное, ему стоит поразмыслить о том, как вернуть деньги, но это, в конце концов, работа Дезире. Куда вообще делась эта девчонка? От нее весь день нет ни слуху ни духу, если не считать единственного торопливого телефонного звонка, во время которого она сообщила, что парень оказался абсолютно чист и опасаться с его стороны нечего, но на всякий случай она еще за ним последит. Странно, что она до сих пор не перезвонила: на нее это не похоже.
Подойдя к двери своего номера, Б. Б. заметил, что к ней клейкой лентой прилеплена бумажка. Это был желтый листок в широкую линейку, вырванный из тетради. Когда он отлепил его от двери, вместе со скотчем оторвался и большой кусок синей краски.
Должно быть, это записка от Игрока или от Доу. А может быть, даже от Дезире. Но, развернув лист бумаги, Б. Б., к своему удивлению, обнаружил записку, написанную неуклюжим детским почерком: «Мистер, мой папа позвонил и сказал, что вернется поздно, а мой млачший брат ушол вмесьте с тетушкой. Можно мне сейчас поесть мароженого? И еще поговорить о чем-то, что происходит с моим папой. Карл. Комната 232». Б. Б. сложил бумажку пополам и задумчиво повертел в руках. Затем он снова развернул ее и прочел еще раз. Подержал в одной руке, потом в другой, словно взвешивая все «за» и «против».
Может быть, это просто шутка? Но кому нужно так шутить над ним? И откуда этот мальчишка узнал номер его комнаты? Правда, он мог спросить у индуса, который сидит за стойкой регистрации. Тому, конечно, не положено давать такую информацию, но, молсет быть, он не знает об этом? Кто знает, какие у индусов представления о конфиденциальности? У них в Индии даже коровы в дома спокойно заходят. К тому же Карл — всего лишь ребенок, который вряд ли мог замыслить что-то дурное. Карл, повторил про себя Б. Б., Карл.
Б. Б. зашел к себе в номер, умылся, причесался и сбрызнулся лосьоном после бритья — совсем чуть-чуть, ведь детям не нравятся сильные запахи. Б. Б. хотелось, чтобы от него пахло силой и мудростью, — именно эти качества мальчишки такого возраста ищут во взрослом мужчине, в наставнике. Им нравится общаться с большими дядями, которые умеют правильно разговаривать с мальчиками.
Может быть, не стоило так суетиться из-за Карла: у Б. Б. не было на это никаких причин, ведь дома его ждал Чак Финн. Но все равно можно было немного пообщаться и с Карлом — наверняка это пошло бы молодому человеку на пользу. Ведь только ради этого Б. Б., собственно, и старался. Он старался ради этих молодых людей, хотя немного и ради себя, если уж быть откровенным. Ему очень нравилось чувствовать себя полезным, но было тут и кое-что еще, что маячило на самой периферии зрения, на самой грани слухового порога и запах имело едва уловимый, так что опознать его было нельзя, но и не почувствовать невозможно. Но об этом можно было подумать и на следующей неделе — возможно, вместе с Чаком, но не сейчас.
Б. Б. показалось, что, пока он шел вдоль шоссе, костюм его запылился, поэтому он тщательно отряхнул его и направился к указанной в записке комнате. В одном из номеров чуть поодаль гремела электронная музыка. Совсем народ от рук отбился — не знают, что нельзя включать звук так громко. Но из комнаты Карла не доносилось почти ни звука. Шторы в ней были опущены, но внутри горел свет и слегка гудел телевизор. Прежде чем постучаться, Б. Б. достал из кармана записку и еще раз ее перечел, чтобы удостовериться, что не спутал номер комнаты и правильно понял просьбу мальчика. Нет, ошибки тут быть не могло: это приглашение.
Б. Б. постучал в дверь — мягко, но настойчиво; по крайней мере, он надеялся, что стук его прозвучал именно так. Изнутри послышался голос, приглашавший его войти. Б. Б. надавил на ручку: дверь оказалась незаперта, и он зашел в номер.
На кровати лежал желтый игрушечный трактор, и Б. Б. успокоился, решив, что попал по адресу. Но Карла нигде не было видно, а ковер почему-то покрывали листы прозрачного полиэтилена.
— Эй, есть кто-нибудь? — крикнул Б. Б.
— Я иду, секундочку! — ответил звонкий детский голос.
На мгновение лицо Б. Б. озарила улыбка; он сделал шаг вперед и оглядел комнату. Ничего особенного: такая же комната, как и все остальные в этом мотеле. Но, учитывая, что двое мальчишек сидели здесь одни целый день, было как-то слишком уж чисто: кровать застелена, одежда аккуратно сложена, и, кроме трактора, не было видно ни одной игрушки. Лампы были по большей части выключены, и телеэкран, на котором мелькало какое-то комедийное шоу, голубым светом светился в полумраке. За каждым действием любого из персонажей следовал взрыв хохота, и Б. Б. подошел поближе к телевизору, чтобы посмотреть, что там было смешного.
И тут его осенило: голос, который ответил ему, был совсем не похож на тот, что он слышал у бассейна. Ответивший ему голос был не таким уж звонким, не таким уж детским. И чем больше Б. Б. думал об этом, тем больше ему казалось, что ответил ему не ребенок, скорее кто-то, кто изображал детский голос.
А потом у него за спиной захлопнулась дверь.
Б. Б. вскочил, резко обернулся и увидел, что возле двери сидит один из прихвостней Игрока — тот, что пожирнее. От него исходил отвратительный запах мочи. Свиные зенки этого недоноска расширились от восторга, он улыбался во всю пасть, будто только что нанес удар милосердия мальчику для битья, — но Б. Б. понимал, чувствовал всем своим существом, что отнюдь не этот скалящийся придурок представляет для него сейчас самую большую угрозу.
Обернувшись, он увидел еще одного молокососа, по имени Ронни Нил, — у того на лице тоже сияла широкая улыбка; в руках он сжимал деревянную бейсбольную биту, покрытую изрядным количеством выбоин, которые явно говорили о том, что инструмент этот использовался не по назначению.
— Ах ты, трахнутый извращенец! — изрек Ронни Нил.
Бейсбольная бита взлетела высоко над его головой, и Б. Б., защищаясь, вскинул руки, уже понимая, что это движение его не спасет.