Я спросил Бухарина, о чем точно шли эти разговоры. Он ответил: "Говорили мы с Лениным главным образом о том, что мы называли тогда "лидерологией", т. е. о проблеме преемственности, о том, кто является наиболее подходящим для роли лидера партии после смерти Ленина".
"Этот вопрос, -- прибавил Бухарин, -- больше всего тревожил и волновал Ленина. Что будет с партией после его смерти?"
В связи с этим Бухарин рассказал мне, что последние статьи Ленина -"Лучше меньше, да лучше", "О кооперации" и др. -- были только частью того, что Ленин думал написать. Он собирался написать еще 4--5 статей, чтобы осветить все стороны политики, которой следовало придерживаться. Это Ленин считал своей главной задачей.
Так называемое "Завещание" Ленина состояло из двух частей: из более короткой -- о вождях, и более длинной -- о политике. Я спросил у Бухарина, какие принципы Ленин считал нужным положить в основу политики. Бухарин мне ответил: "Я написал две вещи на эту тему -- "Путь к социализму и рабоче-крестьянский союз", с одной стороны, и "Политическое завещание Ленина" -- с другой. Первая -- это брошюра, которая вышла в 1925 году, вторая была опубликована в 1929 году. В них я подвел итоги нашим разговорам с Лениным" ...
Бухарин меня спросил: "Помните вы эти брошюры?" Я признался, что "Пути к социализму" не припоминаю. "А это брошюра как раз наиболее интересная", -заметил Бухарин.-- "Когда я ее писал, то включил в нее мои разговоры с Лениным о статьях, им опубликованных, и о тех, которые еще не были написаны. Я пытался в этой брошюре ограничиться только передачей мыслей Ленина так, как он их мне излагал. Там не было, конечно, цитат. Мое понимание его мыслей отражалось в том, как я писал. Это было мое изложение мыслей Ленина, как я их тогда понимал. Главным пунктом его завещания была мысль
о возможности прийти к социализму, не применяя больше насилия против крестьянства, которое тогда составляло 80 процентов населения России. По мнению Ленина, применение силы к крестьянству возможно было только в определенный момент -- только в период гражданской войны, но ни в коем случае не должно становиться постоянным методом отношения советской власти к деревне. Это было главной мыслью Ленина и стало центральным пунктом брошюры "Путь к социализму".
"Что касается Политического завещания Ленина", --- продолжал Бухарин, -- то дело тут было совсем иное. К этому времени у нас уже разгорелись большие споры в политике по отношению к крестьянству, и я должен был написать только о том, что Ленин уже напечатал. В основном это было, конечно, то же самое. Но первая брошюра шла дальше, и изложенный в ней круг идей был шире, цельнее. Они не ограничивались тем, что Лениным было уже написано, а давали сводку того, что он думал и высказывал в беседах со мной".
Позднее я перечел эти брошюры и убедился, что Бухарин был совершенно прав, так формулируя различие между этими двумя брошюрами. Ленин видел в Бухарине человека, который лучше других способен понять и изложить его мысли. Он так говорил с Бухариным, чтобы тот мог изложить эти мысли, если сам Ленин не успеет их сформулировать в письменном виде.
Здесь следует отметить, что когда Бухарин рассказал мне содержание взглядов Ленина, то я заметил: "А знаете ли Вы, . что, говоря эти вещи, Ленин по существу повторяет старые мысли Струве?". В конце девяностых годов прошлого столетия Струве напечатал по-немецки большую статью по вопросу о насилии после социалистической революции, где доказывал, что социалистическая система производства должна исключить насилие из своих методов строительства. Бухарин был заинтересован. Он не знал этой статьи Струве и сказал, что непременно ее отыщет и с ней познакомится.
Вопрос: А Сталин? Говорили ли Вы с Бухариным о Сталине?
Ответ: Говорить лично о Сталине Бухарин явно уклонялся. Из замечаний личного характера помню только одну мелочь. Как-то Бухарин увидел у меня известную поэму Руставели: "Витязь в барсовой шкуре", которую за несколько лет перед тем издало в Париже грузинское эмигрантское издательство. Бухарин посмотрел ее и сказал: "Я видел ее у Сталина, когда был у него в последний раз. Он очень любит эту поэму, и ему нравится этот перевод". Больше никаких замечаний о его личных отношениях со Сталиным Бухарин не делал, но Фанни Езерская, между прочим, рассказывала мне, что она
прямо спросила Бухарина: "Каковы ваши отношения со Сталиным?" И Бухарин ей ответил: "На три с минусом" ... -- расценивая их по старой школьной пятибалльной системе.
Обычно Бухарин не упоминал имени Сталина и ничего не говорил об их личных отношениях. У меня создалось впечатление, что Бухарин знал о "кавказской мстительности" Стали-на, о которой говорили еще в дореволюционные годы и которая была одной из главных причин столкновения Бухарина со Сталиным.
Вопрос: Говорил ли он о ком-либо другом?
Ответ: Очень много и о многих. Всех его рассказов я теперь передать не могу, но мне кажется полезным рассказать об его отношениях с академиком Павловым, знаменитым русским ученым. Начались эти отношения, когда встал вопрос об избрании Бухарина в Академию наук. Когда его имя появилось среди кандидатов, -- было это, если я не ошибаюсь, в 1926--1927 годах, -- Павлов произнес речь против его избрания, назвав его "человеком, у которого ноги по колено в крови". Сказано это было не в присутствии Бухарина, но открыто, на собрании Академии. Узнав об этом, Бухарин решил лично объясниться с Павловым. "Я его очень уважал. Конечно, мы расходились в очень многом, но я уважал его как ученого и как человека. Я поехал к нему и сказал прямо: "Мне нужно с вами переговорить". Павлов принял меня более чем холодно. Но он впустил меня к себе в квартиру и вынужден был со мною разговаривать. Беседа наша продолжалась несколько часов. Павлов засыпал меня вопросами, явно проверяя мои знания. Наступило время завтрака, и Павлов, уже несколько смущенный, сказал: "Ну что-же, ничего не поделаешь. Идемте -- я приглашаю вас на завтрак". Мы пошли в столовую, и, когда вошли, я заметил собрание бабочек на стене, Павлов, оказывается, был коллекционером, как и я.* Я сидел уже за столом, когда заметил как раз напротив меня, над дверью, ящик с исключительно редкой бабочкой, которую я нигде не мог найти; я вскочил: "Как? Вы имеете ее?"
-- Ах, черт возьми, -- воскликнул Павлов, -- он и этим интересуется?
Я стал распрашивать, где она была поймана и т. д., и Пав
* Бухарин очень интересовался бабочками. Когда мы были в Амстердаме, он уделил много времени тамошнему Музею естественной истории, в котором богато представлена природа всех голландских колоний и который по своей коллекции бабочек является, пожалуй, первым музеем в мире. Бухарина нельзя было оторвать от этой коллекции. Он рассматривал все под увеличительным стеклом. Я оставил его там и пошел смотреть другие отделы. Когда я вернулся и сказал, что время уходить, он явно с трудом оторвался от витрин: "Это была страсть моего детства".
лов убедился, что в бабочках и жуках я знаю толк. Так начался наш "роман" ...
Вопрос: Какое впечатление произвел Бухарин на Павлова? Что его особенно поразило?
Ответ: Это относилось к гуманистическим идеям Бухарина. Он развил перед Павловым свои мысли на роль интеллигенции, доказывая, что она должна искренне пойти работать с советской властью и тем самым должна помочь изменению общей атмосферы в России. Бухарин говорил мне про рядовых большевиков: "Все они -- хорошие люди, готовые на любые жертвы. Если они теперь плохо поступают, то это происходит не потому, что они плохи, а потому, что у них плохое положение. Они думают, что народ против них и что они держатся только террором. Их следует убедить, что это неверно, что страна, вовсе не настроена против них и что им нужно только переменить политику".
Как-то Бухарин попросил меня достать ему последние номера "Бюллетеня" Троцкого. Я дал ему не только "Бюллетень оппозиции" Троцкого, но и "Социалистический вестник". Он откосился к "Вестнику" скорее критически, но одна вещь привлекла его внимание: в номере, который вышел незадолго до приезда Бухарина в Париж, в феврале 1936 г., была статья, посвященная вопросу о реформе конституции. В ней упоминалось о плане Горького: объединить интеллигенцию в особую партию для участия в выборах. По этому поводу Бухарин сказал: "Да, это верно. Какая-то вторая партия необходима. Если на выборах будет только один список, если второго конкурирующего списка не будет, то получится то же самое, что в гитлеровской Германии. Чтобы отличаться от гитлеровских порядков в глазах России и Запада, нам следует внести систему двух списков".