Об этом же Спиноза говорит и в схолии к теореме 29 ч. V, где актуальное существование вещей представляется двумя способами: 1) как имеющее отношение к определенному времени и месту; 2) как содержащееся в Боге и вытекающее из необходимости Божественной природы.
Теорема 8 ч. II подтверждает тот факт, что временное существование (duratio) каждой единичной вещи имеет некий идеальный прообраз или аналог в Божественной природе – идею, причастную ко времени. В королларии к этой теореме говорится следующее: если единичные вещи обладают временным существованием (durare), это означает, что их идеи, существующие в уме Бога, также заключают в себе существование, имеющее временное продолжение. Очевидно, что для Спинозы идея, существующая в уме Бога и причастная времени, а следовательно, подверженная переменам, представляет собой сущность особого порядка, не вписывающуюся в платоническую онтологию умопостигаемого мира, поскольку в платонизме время характеризует сферу эмпирического бытия (которой в определенной мере соответствует спинозовская natura naturata) и не затрагивает высшую реальность (соответственно natura naturans Спинозы, причастную к вечности). Ведь, согласно Платону, время есть образ вечности и относится только к подобиям истинно сущего («Тимей»). Позже Гегель включил понятие (идею) существования в сферу «Логики» – высшего бытия.
Действительное существование вещей не может быть выведено из их сущности, или их определения – это еще один из примеров критики Спинозой онтологического аргумента. Тот факт, что Спиноза в других разделах своей доктрины сам прибегал к онтологическому аргументу, но уже для доказательства существования Бога, здесь мало что меняет. Речь у нас идет о природе вещей, произведенных Богом, т. е. о natura naturata.
Кроме того, как оказывается, для вещей, произведенных Богом в природе порожденной, недостаточно даже мощи каузального порядка, соединяющего между собой все элементы универсума. Спиноза утверждает, что для продолжения своего существования они снова должны прибегнуть к дополнительной силе, обеспечивающей их существование, – к могуществу Бога, превосходящему порядок обычных (естественных) причин и создающему для него более глубокую и более надежную экзистенциальную опору: «Ибо хотя каждая отдельная вещь определяется к известного рода существованию другой отдельной вещью, однако сила, с которой каждая из них пребывает в своем существовании (in existendo perseverat), вытекает из вечной необходимости божественной природы» (II 45 схол.). Та внутренняя необходимость, с которой из субстанциальной природы вытекает бесконечное многообразие вещей, также обозначается Спинозой как «высочайшая божественная мощь» («summa Dei potentia») (117 схол.)21.
2.12. Идея высшего Субъекта
Таким образом, переход вещей из идеального мира логики (геометрии) в действительное (актуальное) существование требует у Спинозы особого посредника. В античной метафизике идеальное бытие, обретающее эмпирическое существование, в таком посреднике не нуждалось – энергии «истинно сущего бытия» хватало на то, чтобы поддерживать собственное суверенное бытие, и на то, чтобы наделить его подобия (эмпирические вещи) той формой существования, которая соответствовала их онтологическому статусу Метафизика Платона и Аристотеля обладала собственными ресурсами для решения проблемы сущности и существования без участия отдельного, высшего Субъекта, наделенного особой бытийной мощью, которую он передает всему сущему Исключение может составлять разве что неоплатоническая доктрина, в которой и умопостигаемый космос, и эмпирический мир черпают энергию своего бытия из некоторого первичного источника (pege)22. Этот верховный податель бытия, подобно Богу Спинозы, не обладает личностными чертами, что отличает его от христианского Бога, – он не может по своей воле наделять какое-либо сущее бытием или не наделять его. Вместе с тем Первоначало у Плотина (arche) не принимает никаких геометрических образов и не подчиняется никаким математическим законам, как и никаким законам вообще. Это отличает его от Бога у Спинозы, который наделен особыми дарами. Во-первых, как мы знаем, Спиноза пытается максимально уподобить Его математическим или логическим сущностям, что и придает Ему натуралистические черты, связывая Его некоторыми внутренними определениями и подчиняя Его необходимости присущей Ему природы, в данном случае – геометрической23. Но, во-вторых, как оказывается, геометрическая или каузальная связь вещей не в состоянии законодательно ограничить мощь (potentia), или силу (vis) Бога, и это особенно проявляется в тех случаях, когда Спинозе необходимо легитимизировать нелогичный и не укладывающийся в каузальный порядок переход метафизических реальностей из одного экзистенциального статуса в другой. Например, это очевидно в случае перехода идеальной сущности в существование (Политический трактат, II 2) и при истолковании Спинозой порядка существования конечного и ограниченного модуса субстанции, берущего свое начало (вытекающего) из вечной и бесконечной модификации атрибута субстанции (128).