Так, либертарианский аболиционист рабства, Вильям Ллойд Гаррисон не был «нереалистичным», когда в 1830е году заявил как цель немедленное освобождение рабов. Его цель была вполне моральной и либертарианской и не была связана с «реализмом» или возможностью ее скорого достижения. Действительно, стратегический реализм Гаррисона выражался именно тем фактом, что он не ожидал отмены рабства немедленно и мгновенно. Как он сам предупреждал: «Максимально твердо настаивая на немедленной отмене, мы можем, в конечном счете, добиться постепенной отмены. Мы никогда не говорили, что рабство будет отменено одним мановением руки; но мы всегда должны бороться за то, чтобы оно так и случилось» [8]. Иначе, как проницательно предупреждал Гаррисон, «постепенность в теории - это вечность на практике».
Постепенность в теории фактически полностью затмевает приоритетную цель свободы как таковой; принятие постепенности, таким образом, не просто стратегический прием, а противоречие цели самой по себе и, следовательно, недопустимо в качестве части стратегии достижения свободы. Причина этого – в том, что как только немедленный аболиционизм единожды отвергнут, цель свободы будет задвинута на второе или третье место, уступив первое антилибертарианским соображениям, так как эти соображения будут цениться выше свободы. Предположим, что аболиционист рабства сказал: «Я выступаю за отмену рабства за пять лет». Но это означает, что отмена рабства за три или четыре года будет неправильной, и что таким образом было бы хорошо, если бы рабство просуществовало еще немного. Но это бы означало, что соображения справедливости отвергнуты и что цель сама по себе не является наивысшей в шкале политических ценностей аболициониста (или либертарианца). Фактически, это бы означало, что либертарианец защищает продление преступления и несправедливости.
Следовательно, стратегия свободы не должна включать никаких методов, урезающих или противоречащих конечной цели, как это, несомненно, делает теория постепенности. Скажем ли мы затем что «цель оправдывает средства»? Это распространенное, но полностью ошибочное утверждение, часто приводят сторонники фундаментальных и радикальных изменений в обществе. Что еще кроме цели может оправдать какие-либо средства? Само значение слова «средства» подразумевает, что эти действия являются только инструментами достижения цели. Если человек голоден, он съедает сэндвич чтобы утолить голод, акт поедания сэндвича – это только средство достижения цели и его единственное оправдание происходит из его использования для достижения цели. Зачем еще человеку есть сэндвич или, заходя дальше – покупать для него ингредиенты. Выражение о том, что цель оправдывает средства, крайне далеко от зловещего смысла, который ему приписывают, и является обычным философским трюизмом, вытекающим из имплицитной связи «средств» и «целей».
Что на самом деле имеют в виду критики выражения «цель оправдывает средства», когда говорят, что «плохие средства» могут или приведут к «плохим целям»? На самом деле они имеют в виду, что обсуждаемые средства препятствуют достижению других целей, которые критики считают более приоритетными, чем критикуемые ими люди. Так, представьте себе, что коммунист утверждает, что убийство может быть оправданно, если оно ведет к диктатуре пролетариата. Критики такого убийства (или такого оправдания убийства) на самом деле доказывают не то, что «цель не оправдывает средства», а то, что убийство нарушает более значимую цель (по меньшей мере), а именно, цель «исключения убийства» или исключения агрессивности между людьми. И, безусловно, с либертарианской позиции эта критика будет корректной.
Итак, либертарианская цель - победа свободы – оправдывает наиболее быстрые средства в направлении достижения цели, но эти средства не могут противоречить цели и тем самым урезать ее. Мы уже убедились, что теория постепенного перехода – это средство, которое противоречит цели. Другим противоречивым средством будет совершение агрессивных действий (например, убийств или грабежей) против людей и их честно приобретенной собственности, так как одной из целей либертарианства является отсутствие агрессии, а агрессия при переходе к свободе прямо противоречит этой цели.
Если, таким образом, либертарианец должен призывать к немедленному упразднению государства, как организованного механизма насилия, и если теория постепенного перехода противоречит конечной цели, какую еще стратегическую позицию может занять либертарианец в мире, где государство явно продолжает существовать? Должен ли либертарианец ограничивать свои требования только немедленного упразднения? Являются ли тогда неверными практические шаги к свободе, планы и требования частичной трансформации? Очевидно, нет, так как в реальности нельзя мгновенно и сразу достичь конечной цели. Таким образом, либертарианец обязан, если желает достичь конечной цели максимально быстро, должен стремиться смещать политику в направлении этой цели. Конечно, такой путь сложнее, так как всегда существует опасность потери из виду или даже размывания главной цели свободы. Но этот путь - с учетом того, что государство существовало в прошлом, существует в настоящем, и будет существовать в обозримом будущем – остается единственным, если мы вообще хотим когда-либо достичь свободы. Частичные преобразования при этом должны формулироваться (а) с постоянным учетом свободы в качестве конечной цели процесса трансформаций; и (б) никогда не включать шагов или использовать средств, явно или скрыто противоречащих этой конечной цели.
Давайте рассмотрим, к примеру, план преобразований, предлагаемый некоторыми либертарианцами: а именно, что бюджет государства будет сокращаться на 10 процентов каждый год, после чего правительство полностью упразднится. Такое предложение будет иметь практическую или стратегическую ценность, только если его сторонники всегда сохранят четкое понимание, что это минимальные требования, и что конечно же ничего плохого не случится, если бюджет будет урезаться на 25 процентов каждый год в течение четырех лет, или, еще лучше, если он будет урезан на 100 процентов немедленно. Опасность состоит в том, чтобы явно или неявно предполагать, что более быстрое урезание, чем 10 процентов в год будет неверным или нежелательным.
И еще большую опасность подобного сорта представляет идея, поддерживаемая многими либертарианцами, о запланированной программе перехода к полной свободе, т.е. в первом году должен быть отменен закон А, изменен закон B, налог C уменьшен на 20 процентов и т.д.; во втором году должен быть отменен закон D, налог C уменьшен еще на 10 процентов и т.д. Подробный план куда более неверен, так как он в явном виде предполагает, что, например, закон D не должен быть отменен до второго года программы. Таким образом, ловушка философии постепенного перехода повторяется в значительно большем масштабе. Либертарианские планировщики будущего фактически встают в позицию явного или кажущегося противоречия наиболее быстрому пути к свободе.
Идея детально тщательно распланированного перехода к свободе содержит и еще одну смертельную ошибку. Она состоит в том, что любой тщательно распланированный и исследованный план, самая всеобъемлющая программа, подразумевает, что государство не является врагом человечества, что возможно и желательно использовать государство для разработки запланированного и постепенного пути к свободе. Понимание того, что государство на самом деле является постоянным врагом человечества с другой стороны, ведет к совершенно иному стратегическому взгляду: а именно к тому, что либертарианцы должны продвигать и с радостью принимать любое сокращение власти или деятельности государства в любой области; что любое такое сокращение в любой момент времени является снижением преступной агрессии и уменьшением паразитирования, с помощью которого государственная власть правит и конфискует права людей.