- Они приходили, Лея, - сказал вдруг Айвор, заставляя меня вздрогнуть. – Приходили неявно, почти сразу же после выхода той самой статьи. Помнишь, мы с тобой гуляли по южным бульварам? Тогда они нашли нас. Оплели меня своими щупальцами и ждали, как ты среагируешь. Я как раз покупал тебе кофе и едва не опрокинул стаканчик, когда эта мерзость коснулась моих рук.
Я, шокированная, взирала на Айвора круглыми глазами и чувствовала, как подгибаются колени.
- Ты ничего не сказал, - прошептала потрясённо. – Даже не дрогнул…
- Ну, внутри меня трясло, Лей, - признался Айвор без ложной бравады. - И потом трясло, ещё долго.
Я качнула головой, смятённо, неверяще, потом вдруг подалась к нему и прижалась к его губам.
Мой Айвор…
Его ладони заскользили по моей спине, и я тотчас вспыхнула желанием, смешавшимся с нежной благодарностью. За всё – за то, каким он был, за то, что делал для меня… Но стоило мне осознать сочетание своих эмоций, как я отстранилась, едва сдерживая смех.
- Прости, Айвор… цветы.
- Что?.. – он непонимающе оглянулся и, заметив букет, расплылся в ухмылке. – Ах, они твои. Ну, и чем ты потчуешь меня сегодня?
- Нежной страстью, - смутилась я. – Но они предназначались Руби.
- Я не прочь оставить их себе, - улыбнулся Айвор, проводя пальцами по моей шее и вызывая волну сладкой дрожи по всему телу. – Ты останешься на ужин?
«И после него», - повисло в воздухе невысказанное, заставляя порозоветь щёки.
- Если миссис Ксидан не будет против.
- Не будет.
Я знала, что это так. После того как стало известно, что я спасла жизнь её сыну, отношение Марики ко мне заметно изменилось. С тех пор, если она и была недовольна чем-то, то старалась держать свои мысли при себе, а уж если считала необходимым высказаться, то делала это наедине и в как можно более вежливой манере.
Что касается Агаты, то та, с присущим ей конформизмом, отныне заявляла, будто всегда видела во мне «чудесную девочку» и даже мечтала втайне, чтобы Айвор обратил внимание именно на меня. Спорить и указывать ей на свидетельства обратного никто не стремился: в конце концов, что с неё возьмёшь? Но в ответ на преувеличенно живое расположение старухи я так и не смогла относиться к ней иначе, чем с вежливым безразличием, за которым тщательно маскировала презрение.
Зато в отношении ко мне Руби и мужской части семейства Ксиданов я неизменно ощущала уважение и тепло. И теперь ясно понимала: то, чего так не хватало мне прежде, я обрела не благодаря какой-то неординарной силе, а напротив, вопреки ей. Уют. Любовь Айвора. Признание со стороны родителей и Ксиданов, теперь уже тоже почти близких мне людей. И дело, которое я любила и ни на что больше не хотела менять. Гармонию - внутри себя и снаружи. Было ли мне нужно нечто большее?
Сейчас я могла ответить себе: нет.
Айвор мягко сжал мою талию, и я инстинктивно напряглась. Я всё ещё вздрагивала, когда он касался моего тела там, где оно было покрыто шрамами; мне казалось, даже одежда не способна скрыть их от него и заставить забыть. Впрочем, конечно, всё дело было в том, что я сама о них помнила и, хотя следы за прошедшие месяцы посветлели и стали уже малозаметны, всё ещё чувствовала себя неловко, когда Айвор видел их.
А он говорил, что я красива вся, со всеми надуманными изъянами, которые я так глупо пыталась скрыть от него, когда он рассматривал моё тело, лёжа рядом в постели. Он говорил даже, что рабский ошейник Дона перестал казаться ему столь отвратительным, после того как спас мне жизнь, - хотя, разумеется, мы заставили Донаса снять его, как только я достаточно оправилась. А вместо этой длинной цепочки рун Айвор выписал на том же месте несколько своих – не рабских, конечно, но защитных, похожих на те, что испещряли серебряный браслет, оставшийся лежать где-то далеко в дорожной пыли. «Эти уже нельзя будет так просто снять и выкинуть», - сказал тогда Айвор. А я знала, что и не захочу.