серьезно и искренно. Наказание кажется ему в чем-нибудь да несправедливым,
само представление о «наказании» и «необходимость наказывать» причиняет
ему боль и страх»57. Уже в патриархальных, языческих культурах
обнаруживаются культы страха. Древние мистерии предлагают людям изведать
ужас символических событий прошлого. Тяга к страху обнаруживается и в
христианстве. Понятие грехопадения вызвало к жизни многочисленные
варианты исторических описаний и всемирных перспектив от «Града Божия»
Августина Блаженного58 через Отто Фрейзинга до современных теологов.
Христианство стремилось разбудить в человеке страх перед собственными
прегрешениями, оно создало особую культуру покаяния. Христианин пытается
впустить в собственное сознание эсхатологические образы, так как рай
обретает смысл только на фоне ада. В эпоху романтизма также было приковано
внимание к «темной» стороне души. Целая эпоха тяготела к мучительным,
сатанинским образам, которые открывали человеку запретные зоны страха.
Романтизация страха пыталась уловить тончайшие оттенки данного
переживания, которое обретало самые различные формы. Борясь с чувством
страха, человек создает такие фантазии, которые помогают ему справиться с
тягостным переживанием. Страх – это мир бесчисленных, неисчерпаемых
допущений, предвкушений, которые помогают человеку пережить горести
бытия. К. Юнг59, считает, что образы зарождаются в глубинах человеческого
подсознания под влиянием чувства страха – телесного и иррационального. Сам
страх может выступить в роли первопричины видений, похожих на некую
реальность. Глубинный, возникающий в подсознании он может приобретать
вполне зримые очертания и преобразовываться в действительно существующие
материальные
объекты.
Подсознательные
страхи
человека
могут
восприниматься на уровне сознания и ассимилироваться им. Происходит
разрыв между сознательными установками и противостоящими им
бессознательными стремлениями. В прошлом для сохранения равновесия
между сознанием и глубинами подсознания люди имели возможность
религиозно-магических действий, обрядов и ритуалов, которые помогали им
избежать острых коллизий между сознанием и иррациональным. Нынешняя
цивилизация освободилась от подобных «предрассудков». Современный
человек держится за все обыденное, коллективно одобренное и потому
57 Ницше Ф. По ту сторону добра и зла. – М., 1990. Т.2. – С. 230-232.
58 Августин Блаженный. Град Божий. – М., 2000.
59 Юнг К. Психология бессознательного. – М., 1994. – С.144-147.
48
наиболее достоверное. Душа для него является не более чем «неуловимый
туман». Бессознательное представляет собой совершенно самостоятельную
сферу человеческой психики, хотя и непрерывно взаимодействует с сознанием.
Индивидуальное сознание не имеет в своем распоряжении никаких средств, с
помощью которых оно могло бы постигнуть сущность бессознательного.
Бессознательное способно ассимилироваться сознанием лишь в символических
формах. Следовательно, мифы, созданные когда-то нашими предками находят
свое отображение в глазах современного человека.
У древних индийцев представление о жизни было как о бесконечной
череде событий, явлений и связей, постоянно повторяющих друг друга, то есть
движущихся по кругу. Круг мандалы символизирует бесконечный поток жизни,
взаимозависимость всех элементов человеческого существования. Страху,
заключенному в нашем подсознании, сопротивляется та материалистическая
реальность, в которой существуют современные люди. Необходимо какое-то
особое состояние бессознательной тревоги, при которой человек не
прислушивается к собственному разуму, а отдается во власть фантазий. Наши
чувства по отношению к непознаваемому, изначально были заключены и
оформлены в общепринятые религиозные обряды.
О. Шпенглер отмечал: «Мировой страх есть, несомненно, наиболее
творческое из всех прачувствований. Ему обязан человек самыми зрелыми и
глубокими формами и ликами не только своей сознательной внутренней жизни,
но и ее отражения в бесчисленных образованиях внешней культуры. Словно
некая таинственная мелодия, доступная не всякому слуху, проходит этот страх
сквозь язык форм каждого подлинного творения искусства, каждой
прочувственной философии, каждого значительного деяния…».
В
литературе
первым
в
создании
классической
атмосферы
иррационального зла считается Данте60. В драме «Доктор Фаустус»61, в
«Макбете»62, в «Гамлете»63 хорошо заметна подвластность сознания человека
той
эпохи
метафизическому
демоническому
началу,
подвластность,
многократно усиливаемая вполне реальными страхами перед казнями ведьм и
колдунов.
В религиозном сознании практикуется не столько освобождение от страха,
сколько его усиление. Русские религиозные философы считали, что новое
христианское сознание должно освободить человека от этих страхов. При всей
актуальности попыток русских философов освободить сознание от страхов,
важно отметить, что никаких реальных критериев для такого «исправления» в
религии нет. Именно в страхе человек постигает себя, реальный мир,
божественный смысл окружающего. Человечество всегда отдавало себе отчет в
факте своей конечности в форме мифа, религии или философии, отводя ему
значительное место в культуре.
60 Данте. Божественная комедия. – М., 1978.
61 Манн Т. Доктор Фаустус. – М., 1998.
62 Шекспир. Макбет / Избранные произведения. – М., 1989.
63 Шекспир. Гамлет / Избранные произведения. – М., 1989.
49
СТРАДАНИЕ
Во всех религиозных и философских учениях понятия «страдание» и
«сострадание» определяются более или менее одинаково. Под страданием
понимается физическая или нравственная мука, боль. Сострадание
определяется как жалость, сочувствие, вызываемое несчастьем, муками другого
человека. Однако вопрос о причинах и жизненном смысле этих состояний
всегда был проблемным полем горячих споров и дискуссий.
Сложности и парадоксы страдания
1. Страдание – это чувство болезненного неудовольствия, которое мы
испытываем, когда действительность не отвечает нашим желаниям. Исходя из
этого, можно вывести, что источник страданий заключается или в наших
желаниях, или в действительности: или наши желания дурны, злы и
противоречат природе вещей; или, наоборот, действительность настолько дурна
и извращена, что это противоречит нашим добрым желаниям; или, наконец,
наша
собственная
нравственная
деятельность
противоречит
нашим
возвышенным желаниям. Таким образом, вопрос о причине страданий связан,
прежде всего, с проблемой добра и зла.
2. Вопрос о смысле страданий, скорее всего, связан с вопросом о смысле
жизни, о том основном предназначении, ради которого живет человек:
насколько он следует смыслу своего жизненного пути или уклоняется от него.
И если человек верит в ценность, цель, смысл своей жертвы и страдания, он
способен на героические усилия. Но если он не видит смысла своих страданий,
у него опускаются руки, ибо самое тяжелое в страданиях – его безцельность,
бессмысленность. Таким образом, смысл страдания в том, служит ли оно
смыслу бытия человека, самовыражению и самоутверждению личности.
3. Важнейший вопрос – вопрос о результате страдания: к чему оно
приводит, не может ли оно давать результатов, которые оправдывали бы его. С