Духовное значение и духовное оправдание могут быть противопоставлены друг другу. А именно, народ может вступить в войну из-за праведных мотивов вследствие нападения на него, но в ситуации войны не реализовать своего творческого потенциала, который раскрывает война, а наоборот, продемонстрировать духовное оскудение и неспособность защищать духовное достояние своей Родины. Помимо этого война должна изменить человека, который должен духовно переродиться: «Скажи мне, что вызвала война в твоей душе; скажи мне, как ты воевал, и что извлек ты из трудов и страданий войны, и я скажу тебе о том, каково было ее духовное значение в твоей жизни».[99] Война носит значимый характер именно для обновления души человека, проявляя в нем как лучшее, так и худшее в его природе, испытывая душу.
В экзистенциальной ситуации жизни и смерти душа может возвыситься до духа. «Когда человек живет духовной жизнью, то он испытывает нечто, как самое лучшее и высшее; не как для него только наиболее удобное и приемлемое, приятное (от прияти, принять); но как объективно важнейшее, как действительно самое главное, как значительное в последнем измерении; оно остается самым важным даже и в том случае, если многие или все люди отвернутся от него, отвергнут его и откажут ему в своем признании: потому что не человеческим избранием определяется достоинство предмета, но истинным внутренним качеством его, верностью и совершенством его перед лицом Божиим».[100] Возвышение души до духа не происходит в каждой войне. Так, Русско-японская война (1904–1905) не грозила духовному состоянию русского народа. Но совершенно иная ситуация с Первой мировой войной. Люди чувствуют, как подчеркивает Ильин, что это безусловно иная по своему характеру война, которая нацелена на порабощение и лишение свободы. А духовный рост невозможен в ситуации принуждения и порабощения, поэтому народы и стремятся освободиться от этого гнета. И поэтому эта война, по мнению Ильина, является духовно оправданной войной — духовно оборонительной войной.
В итоге Ильин в работе «Духовный смысл войны» делает вывод, что война — это явление народной жизни. Отсюда война является совместным деянием людей, сознательным и напряженным творческим делом. В это творчество включен воюющий полностью — и телом, и душой. То есть все силы благодаря своей воле воин в оправданной войне отдает сражению, итогом которого должно стать его духовное обновление и сохранение духовного достояния народа. «Великий народ, т. е. всякий духовно творческий народ, только и может и должен воевать, оставаясь на духовном уровне. Такой народ не может и не должен и не смеет мириться с тем, что война станет для него духовным падением. Война есть для него духовный подъем, в котором он не только остается верен себе и своему уровню, но поднимается еще выше, почерпая силу в своей правоте и во всенародности своего порыва».[101] В более раннем сочинении «Основное нравственное противоречие войны» он также заостряет внимание на том, что война может как ожесточить человека и пробудить зло, так и привести к «очищающей любви и духовной прозорливости», тем самым подняв человека над злом.
Сопротивление злу силой является сложным, но важным выбором для человека и своеобразным его служением. Человек, по Ильину, может быть неправедным, но правым, и это является очень важной мыслью. Так как «сопротивление злу как таковому всегда остается благим, праведным и должным».[102] Здесь следует отметить, что мыслитель разводит понятия «греха» и «неправедности». Грехом является отказ от служения Божьему делу, в то время как неправедность является лишь неизбежным несовершенством служения Богу в мире. Человек вынужден нести на себе тяжесть неправедности от происходящего в мире и борясь с собственной совестью, каждый раз осуществляя выбор. И задачей христианина является совершение этого выбора как доказательство преданности Богу. Этот выбор может совершить только сильная душа, так как все ее существо противится принятию возможности убийства. Но в спасении духовного достояния своего народа, проходя через тяжелый душевный кризис и сознательно беря на себя тяжесть совершаемого зла, возможно сохранение целостности и выполнение своего долга: «Религиозное приятие своей судьбы есть основной героизм, к которому призван каждый из людей; не к приятию судьбы в смысле квиетизма, или детерминизма, или безволия, или фатализма, но к волевому, жизненно-деятельному и религиозно-преданному приятию, которое созерцает жизнь как служение, освещает ее лучом призвания и вливает всю личную силу в религиозное служение этому религиозному призванию».[103] Тем самым война актуализирует персональную ответственность христианина и требует от него принять неправедность происходящего, часто совершая акты убийства в оборонительной праведной войне для защиты добра, что является служением Божьему делу.
102
Ильин И. А. О сопротивлении злу силою // Ильин И. А. Почему мы верим в Россию. Сочинения. М.: Эксмо, 2007. С. 549.