Петуния с видом всезнайки, что крайне раздражало, кивнула:
— Да. Да, они такие.
В дверях возник дворецкий Важномрачнер и замер на пороге, пока его валики перемещались на комнатные рельсы. Среди домашних механизмов он был последним приобретением и по размеру и форме напоминал куст волчьей ягоды. Дворецкий подкатился и сверху нацелил носовые выступы на Софронию. Глаза — кружки гагатового цвета выражали вечное неодобрение.
— Мисс Софрония, ваша матушка желает видеть вас немедленно, — заявил он металлическим скрипучим голосом, исходившим из музыкального устройства, заключенного в недрах железного тела.
Софрония вздохнула:
— Она посылает меня к вампирам?
Петуния наморщила нос:
— Полагаю, есть вероятность, что они тебя не возьмут. Я хотела сказать, Софрония, учитывая, какое у тебя платье!
Безо всякого выражения дворецкий лишь повторил:
— Немедленно, мисс.
— Может, мне сбежать в конюшню? — спросила Софрония.
— О, пора уже повзрослеть! — воскликнула с отвращением Петуния.
— Мне что, лучше стать надутой комнатной собачкой, как ты?
«Будто бы взросление — заразная болезнь, которую подхватываешь от назойливых старших сестер».
Софрония тащилась за Важномрачнером, судорожно вытирая о передник измазанные в заварном креме руки. И надеялась, что этот предмет одежды спрячет позорно оскудевшее состояние ее юбки.
Дворецкий катился по коридору, направляясь в библиотеку батюшки. Там тщательно накрыли стол к чаю: кружевные салфетки, бисквитный торт, лучший китайский чай. Усилий куда больше, чем когда — либо потрачено на прием миссис Ракогусь.
Напротив матушки, потягивая чай, в большой шляпе и с кислым выражением лица сидела элегантная леди. И в точности походила на особу женского пола, в которой можно заподозрить вампирского дрона.
— Мисс Софрония, мадам, — объявил с порога Важномрачнер, не соизволив вкатиться на рельсы. И выскользнул прочь, видимо, созвать войска на очистку гостиной.
— Софрония, что ты сотворила с бедной миссис Ракогусь? Она покинула нас в ужасном гневе… О, только посмотри на себя! Мадемуазель, пожалуйста, простите внешний вид моей дочери. Уверяю, это исключение, впрочем, увы, слишком частое. Вот такое трудное дитя.
Незнакомка окинула Софронию строгим взглядом, отчего та ощутила себя какой — то шестилеткой. Софрония болезненно осознавала свой жалкий вид. Никто не назвал бы ее элегантной, гостья же была до кончиков ногтей леди. Софрония прежде не понимала, какое властное впечатление это производит. Ко всему прочему, незнакомка с бледной кожей и проглядывающими в черных волосах седыми прядками была оскорбительно прекрасна. Молодое лицо несмотря на седину, и потому определить ее возраст было невозможно. Идеально сидевшее дорожное платье с жесткими кружевами, громоздкими юбками, бархатной оторочкой — Софрония в жизни не видела прекраснее. Ее матушка следовала скорее за модой, чем обладала прекрасным вкусом. Эта же женщина была элегантна воистину.
«Несмотря на красоту, — думала Софрония, — немного смахивает на ворону».
Она уставилась себе под ноги и пыталась придумать объяснение случившемуся, которое бы не включало шпионаж.
— Ну, я просто хотела посмотреть, как эта штука работает, а потом…
Матушка прервала речь:
— Как работает? Да как такое может интересовать юную леди? Сколько раз я предупреждала, чтобы ты не якшалась с технологиями?
Софрония задумалась, не был ли вопрос риторическим, и начала подсчитывать, на всякий случай, число раз. Матушка повернулась к гостье:
— Вы видите, что я имела в виду, мадемуазель? Она великая чума.
— Что? Мамуленька!
Софрония оскорбилась. Прежде матушка не использовала таких слов в приличном обществе.
— Молчи, Софрония.
— Но…
— Видите, мадемуазель Жеральдин? Видите, что я должна терпеть? И вот так каждый божий день. Воистину чума с самого рождения. А ведь другие мои девочки просто благословенные крошки. Ну, полагаю, это наш долг. Говорю вам с полнейшим доверием, я не представляю, что мне с ней делать. Право, не знаю. Когда она не читает, то что — нибудь ломает или флиртует с лакеем, или забирается на что — нибудь — на деревья, мебель, даже на людей.
— Это случилось сто лет назад! — возмутилась Софрония.
«Сколько она будет мне припоминать? Мне было восемь лет!»
— Тише, дитя. — Миссис Тряпочертик даже не смотрела на дочь. — Вы слышали когда — нибудь подобное о девочках? Я знаю, что она немного нахальна для школы совершенства, но надеюсь, вы сделаете исключение, хоть разок.