– Да, – стоит на своем Эбби. – Невозможно.
Глаза у Люка становятся еще больше. Эбби вгоняет его в панику, и это начинает меня злить. Я со стуком ставлю стакан с кофе на стол.
– И что это за отец такой, если он позволил распять своего сына на кресте?
Все поворачиваются в мою сторону.
– Я считаю, он самый настоящий засранец.
Несколько секунд в классе царит ошеломленное молчание, а потом все разражаются хохотом.
– И это называется любовью? – продолжаю я.
Эбби смотрит на меня ледяным взглядом.
– Это называется жертвой.
Когда я прихожу в столовую, Люк сидит там в одиночестве за нашим столом у окна и с перекошенным от страха лицом пытается открыть пакетик с «Читос». Я с глубоким вздохом забираю у него пакетик и открываю. Он достает одну штуку и жует ее с самым расстроенным видом, с каким только можно жевать чипсы.
– Люк, это просто смешно. Ада не существует.
– А как же тогда людей наказывают за то, что они натворили?
– Ну ладно, ладно, хорошо. Мы просто заплатим штраф, купим – как там учительница назвала это? Индульгенцию? И попадем на небеса. Такой вариант тебя устраивает?
– Это не сработает! Нельзя купить избавление от ада!
– Люк, да я шучу.
Но он продолжает нервно постукивать пальцами по пакетику чипсов, и тут к нам присоединяются Лекс и Бриа. В руках у них пачки документов школьного совета, и девчонки похожи на двух бизнес-леди, вернувшихся с заседания совета директоров банка.
– И о чем мы разговариваем? – интересуется Бриа.
И я отвечаю:
– Об аде.
Лекс целует Люка в макушку и зарывает лицо в его светлые густые волосы. На ней стильный комбинезон, вполне пригодный для красной ковровой дорожки, а Люк в укороченных джинсах с подтяжками – так одеваются те, кому хочется выглядеть отличниками.
– Ты не попадешь в ад, малыш, – заверяет его Лекс.
Люк бросает на меня смущенный взгляд.
– Я написал ей о моих опасениях.
– А почему мы вообще говорим об этом? – желает знать Бриа.
– Эбби Уайтли напугала его до чертиков на уроке всемирной истории, – объясняю я.
– А что, если она права? – скулит он.
– Люк, хватит. – Протягиваю ему пакетик, и он берет еще одну чипсину. – Даже если ад есть, это ничего не значит. Ты – последний, кто туда попадет. – Честно говоря, мысль о том, что Люк может быть отправлен в ад, настолько абсурдна, что я не могу серьезно к ней отнестись.
– Сайе прав, – говорит Лекс. Вот уж не думал, что она когда-нибудь произнесет эти два слова.
– Ад – это так депрессивно. Может, поговорим о чем-нибудь повеселее? – Никто не возражает, и Бриа вручает мне квадратик золотой материи.
Я, сконфуженный, беру его.
– Э, что за прикол?
Люк хихикает, и это хорошо: значит, он успокаивается.
– Это образец цвета моего платья для нашей вечеринки! – сияет Бриа. – Твой галстук должен гармонировать с ним.
– А, понятно. – Отдаю ей лоскуток. – Мальчики будут в красных галстуках.
Улыбка Брии меркнет.
– Ты действительно хочешь одеться так, чтобы твой костюм подходил по цвету к костюмам других мальчиков?
Вместо того чтобы ответить, я съедаю еще одну чипсину, и Бриа издает блеющий звук, подразумевая, по всей видимости, что я баран, и это смешно, потому что другие меня копируют, а не я их, но я все же одаряю ее моей лучшей ослепительной улыбкой.
– Все остальные пары будут в сочетающейся одежде. Ты ведь знаешь об этом, верно? И ты затмишь всех этих стандартных девиц.
– О’кей. Прекрасно. Я согласна соответствовать твоему образу, но тогда, пожалуйста, пусть на афтепати будет слон.
Лекс громко смеется, думая, будто Бриа шутит, но не тут-то было.
– Бриа, я же говорил тебе: темой вечера будут великолепные 1920-е, а не цирк. Слон никак туда не впишется.
– Неправда. Помнишь фильм «Энни»? Там в самом конце большой вечеринки привели слона. А это были 1920-е.
Совершенно очевидно, что Бриа мечтает об этом с детства, и потому я сдаюсь.
– О’кей, ты меня убедила. Если такова твоя мечта, то почему бы и нет?
Бриа с визгом бросается мне на шею.
Лекс выглядит совершенно ошарашенной.
– Великому Гэтсби далеко до тебя, Сайе.
– Умоляю. Ты вообще читала эту книгу? Гэтсби не заморачивался насчет своих вечеринок – он все время держался в тени.
– Но ты-то будешь в центре внимания, правильно я понимаю? – ехидничает Лекс.
Бриа замирает и переводит взгляд с меня на Лекс, и создается впечатление, что она улавливает наконец ту напряженность, которая существует между нами вот уже несколько месяцев.